* Виктор Лосев. ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН О ДЬЯВОЛЕ *

Велик читательский интерес к творчеству Михаила Булгакова. Хотя
сенсационных открытий, связанных с его жизнью и творчеством, становится все
меньше и меньше, но зато исследователи и читатели стали более внимательно
изучать тексты опубликованных сочинений писателя

(основное открытие совершилось только сейчас, именно его я пытаюсь предъявить читателям, ничего более сенсационного во всей прежней истории булгаковедения не было и более не будет).

И произошло поразительное явление: мысли великого художника обрели реальную силу, поскольку их стали использовать и эксплуатировать в самых различных целях, в том числе и в политических.
В чем секрет непреходящей актуальности его творчества, всевозрастающего
признания? Думается, одна из причин состоит в том, что Булгаков, писатель
тонкий и проницательный, удивительно остро чувствовал время, и не только то,
в котором жил, но и то, которое наступит, и эта устремленность, обращенность
в будущее делает его произведения на редкость современными нам и нашей
эпохе, открывающей двери в XXI век

(М.А.Булгаков – это плоть от плоти своего времени во всей его неприглядности и ужасе, его творчество – это голая правда советского довоенного периода истории, которую ни один его современник назвать настолько явно не решился).

Несомненно и то, что наиболее пристальное внимание читающего мира
приковано к главному булгаковскому роману (не все, правда, считают его
главным), получившему в конце 1937 года название "Мастер и Маргарита". Ибо в
этом "закатном" романе с пронзительной проникновенностью показаны пороки
человеческие, от которых проистекают неисчислимые беды и трагедии. Среди них
трусость и предательство писатель полагает первыми


(это ошибка, в реальности слова о трусости перифраз о том, что люди потеряли страх божий, переступив черту нравственных православных заповедей, а предательство Иуды вовсе таковым не является, настоящую измену совершают в романе Иешуа и Афраний-Воланд, обещаниями доступности царства истины, вынуждая свой народ совершать безнравственные поступки).


К сожалению, не сохранились точные сведения о времени начала работы над
романом (из материалов ОГПУ видно, что Булгаков уже в 1926 году осмысливал
основные идеи романа, собирал материал и делал черновые наброски), но
примерные сроки написания сочинения известны - это вторая половина 1928
года, то есть то время, когда в прессе и в бюрократических учреждениях
разгорелись споры о "Беге" (любимой пьесе писателя) и когда травля писателя
приобрела характер чудовищного издевательства и глумления. Именно эта
травля, а также допросы в ОГПУ (унизительнейшие допросы с предварительным
изъятием у писателя дневников, рукописей "Собачьего сердца" и других
материалов) и стали дополнительным стимулом к созданию "Фантастического
романа" (еще одно авторское название этого произведения)


(эти действия показали М.А.Булгакову уязвимость его положения несмотря на прямое покровительство И.В.Сталина, а, быть может, даже благодаря наличию такого внимания; вождь, избирая себе придворного летописца, хотел знать содержание его потаённых мыслей; но я уверен, что уже в это время вождь определился с выбором, кто напишет книгу, которая обессмертит его имя в истории).


Разумеется, задуман был роман значительно раньше - сразу же после
братоубийственной войны в родном отечестве (вспомним о желании Булгакова
написать роман о Николае II и Распутине)


(это желание и надо считать временем начала работы М.А.Булгакова над своим «закатным» романом).


Внимание Булгакова привлекали многие проблемы, но более всего его интересовало состояние человеческого духа в новой социальной среде. К великому своему огорчению, он подмечал, что значительная часть населения
прежней России слишком быстро сумела освободиться от традиционного уклада
жизни. Культивирование низменных инстинктов на ниве невежества приобретало
все более массовый характер и грозило духовному вырождению народа, утрате
своего национального облика (о национальном самосознании уже мечтать не
приходилось)


(я думаю, что он писал и думал не об угрозе вырождения народа, а как врач патологоанатом констатировал смерть).


Говоря о первоначальных замыслах и мотивах создания романа (до 1937
года писатель называет его романом о дьяволе)


(то есть романом о И.В.Сталине),


необходимо привести свидетельство самого Булгакова. В беседе со своим биографом и другом П. С. Поповым в начале 1929 года он сказал (цитируем по записи Попова): "Если мать мне служила стимулом для создания романа "Белая гвардия", то, по моим замыслам, образ отца должен быть отправным пунктом (выделено мною. - В. Л.) для другого замышляемого мною произведения"


(конечно, писатель в каждом слове сохранял свой жизненный избранный метафорический стиль общения, поэтому в словах М.А.Булгакова речь идёт о матери Родине и отце Всевышнем Господе, а не о его родственниках).


Это, на наш взгляд, исключительно важное признание автора. Оно приобретает реальные очертания при осмыслении творческого наследия Афанасия Ивановича Булгакова, отца писателя, занимавшегося исследованием западноевропейских вероисповеданий и масонства (о последнем "явлении" А. И. Булгаков предполагал написать крупное сочинение, но смерть помешала реализовать этот замысел)


(последнее замечание раскрывает собственный интерес Виктора Лосева к масонам, никаких реальных следов подготовки крупного сочинения на эту тему у М.А.Булгакова не существует, тут просто домыслы).


Первоначальный замысел романа, судя по сохранившимся чудом


(никакого «чуда» нет, автор сам выбирал, какие материалы ему оставить для цензоров и потомков, он просчитывал заранее будущие заблуждения его исследователей)


Черновикам первых его редакций, включал много острейших тем, среди которых назовем хотя бы две: разгул уродливого и наглого богоборчества (по сути, исключительно примитивного и в силу этого очень эффективного) и подавление свободного творчества в "новой" России


(сам М.А.Булгаков прекрасно сознавал, что ничего оригинального в критике антирелигиозной политики советской власти нет, глупость её очевидна любому образованному человеку (тем более в будущем времени для которого он творил) он писал свой роман о механизме уничтожения в сознании народа православной веры, духовности, сознания и насильственного насаждения рабской психологии).


К богоборчеству в "пролетарской" России Булгаков относился с великим
вниманием, удивлением, а чаще всего с содроганием (достаточно, например,
изучить собранную писателем коллекцию газетных вырезок с гнуснейшими
сочинениями Демьяна Бедного, чтобы убедиться в этом). Ибо ничего подобного
он представить себе не мог. Об этом свидетельствует и выразительнейшая его
запись в дневнике 5 января 1925 года: "Сегодня специально ходил в редакцию
"Безбожника"... В редакции сидит неимоверная сволочь... На столе, на сцене,
лежит какая-то священная книга, возможно Библия, над ней склонились какие-то
две головы.
- Как в синагоге, - сказал М[итя Стонов], выходя со мной...
Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера "Безбожника", был
потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о
внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа
изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Не трудно понять, чья это
работа. Этому преступлению нет цены"


(быть может, тогда и зарождалась у писателя идея изобразить в духе времени В.И.Ленина в образе Иешуа?).


Об этом подлейшем явлении в русской жизни особенно проникновенно писал
А. И. Куприн. В статье "Христоборцы" он указывал: "Что русский человек в эпоху кровопролития отворачивается от лица Бога, мне это еще понятно. Так каторжник, прежде чем вырезать спящую семью, завешивает полотенцем икону. Но я не в силах представить себе, что чувствует и думает русский костромской мужичонка, когда перед ним попирают и валяют в грязи кроткий образ Иисуса Христа, того самого Христа, близкого и родного, которого он носит "за пазушкой", у сердца. <...> Ужас и отвращение возбуждают во мне пролетарские народные поэты. Василий Князев печатает кощунственное "Красное Евангелие". Маяковский - единственный талантливый из красных поэтов - бешено хулит Христа. Другие виршеплеты в хромых, дергающихся, эпилептических стихах издеваются над телом Христовым, над
фигурой Распятого, над Его муками, над невинной Его кровью.
"И кровь, кровь Твою Выплескиваем из рукомойника".
Пилат умыл руки, предавая Христа суду Синедриона. Эти палачи умывают в
тазу руки, совершившие вторично Его казнь...
Какое подлое рабство! Какая низкая трусость! На что способен в своем
падении "гордый" человек!"


(к творчеству М.А.Булгакова этот возмущение В.Лосева и А.И.Куприна прямого отношения не имеет, тогда каждый нормальный и уважающий себя интеллигент не мог относится к происходящему вокруг иначе, но кромешный ужас творимый жестокостью репрессий существующей власти к инакомыслящим затыкал всем рты)


Не меньший протест у Булгакова вызывала та глумливая травля, которой
подвергались "реакционные" и "консервативные" писатели и драматурги со
стороны официальной прессы и сыскных учреждений. Пожалуй, никого не травили
так изощренно и ритуально, как Булгакова. Особенно поразили его допросы,
учиненные ему в ГПУ. Именно после вызовов в это заведение у него зародилась,
казалось бы, дикая мысль: "Москва ли это? В России ли я пребываю? Не стала
ли "красная столица" своеобразным Ершалаимом, отрекшейся от Бога и царя и
избивающая своих лучших сыновей?" А дальше... дальше уже работала богатейшая
фантазия писателя, соединявшая в себе далекое и великое прошлое с реальной
действительностью. За несколько месяцев роман был написан, причем в двух
редакциях


(сам факт существования нескольких редакций говорит уже о том, что автор экспериментирует с текстом, очевидно, что работа над романом идёт постоянно, а не рывками, спонтанно, как считает В.Лосев, Булгаков, полный сиюминутных отрицательных личных эмоций, вдруг бросается писать его).


Конечно, это была еще не задуманная "эпопея", а остросюжетное повествование о пребывании в "красной столице" маэстро Воланда и его "странные" рассказы о Иешуа, Каиафе и Пилате. При этом как-то по-особому зазвучала новая для писателя тема - тема судьбы одареннейшей, честнейшей и национально мыслящей личности в условиях тирании и лицемерия. Повторим: в величайших событиях истории Булгаков заметил сходство с московскими реалиями


(это ошибка, всё с точностью до наоборот, в московских реалиях, М.А.Булгаков увидел общечеловеческие закономерности, которые он позже использует в качестве метафорической иллюстрации своего произведения).


А сходство это прежде всего заключалось в том, что правдолюбец всегда подвергается гонениям - в любые времена. И Булгаков принял ответственнейшее решение: он позволил себе сопоставить судьбу Величайшего Правдолюбца с судьбою правдивого писателя в "красном Ершалаиме"


(конечно, ничего подобного нет в романе, нет Иисуса в качестве персонажа, нет «правдивого» писателя, нет «красного Ершалаима», есть Иешуа, есть лживый мастер, есть Санкт-Петербург).


А позволив себе такое, он пошел и дальше - стал вносить коррективы в евангельское повествование в соответствии со своими художественными замыслами: так появилось "евангелие" от Воланда, то есть от Булгакова


(конечно не от Булгакова, а от Сталина, это прямое кощунственное заблуждение).


И Пилат в первых редакциях прозрачен... В нем улавливаются черты
советского прокуратора... "Единственный вид шума толпы, который признавал
Пилат, это крики: "Да здравствует император!" Это был серьезный мужчина,
уверяю вас", - рассказывает Воланд о Пилате


(как ещё обычно говорят тираны о поверженных врагах, чтобы возвеличить свою победу?).


О некоторых иллюзиях писателя в отношении московского прокуратора (а может быть, о понимании его хитрейшей политики) свидетельствует и такое
высказывание Пилата:
- Слушай, Иешуа Га-Ноцри, ты, кажется, себя убил сегодня...


(Иешуа по воле автора намеренно провоцирует прокуратора на вынесение ему смертного приговора, чтобы попасть в распоряжение Афрания-Воланда)


Слушай, можно вылечить от мигрени


(от той мигрени, точнее гемикрании или гемофилии, нет лекарств и сегодня),


я понимаю: в Египте учат и не таким вещам. Но сделай сейчас другую вещь, покажи, как ты выберешься из петли, потому что сколько бы я ни тянул тебя за ноги из нее - такого идиота


(безусловно, что Иешуа не идиот, он коварный провокатор),


- я не сумею этого сделать, потому что объем моей власти ограничен. Ограничен, как все на свете... Ограничен!"
Весьма любопытно, что, даже объявив Иешуа смертный приговор, Пилат желает остаться в глазах Праведника человеком, сделавшим все для Его спасения (сравните с ситуацией, возникшей с Булгаковым в 1929 году после принятия в январе сего года постановления Политбюро ВКП(б) о запрещении пьесы "Бег", когда Сталин неоднократно давал понять, что он лично не имеет ничего против пьес Булгакова, но на него давят агрессивные коммунисты и комсомольцы)


(прокуратору Иудеи нет смысла кривляться перед преступником, обречённым умереть, а вот Сталину в глазах своего летописца хочется выглядеть демократичным и справедливым; так что тут нет аналогии в поступках персонажа романа и Сталина, к тому же сам М.А.Булгаков никогда не позволил бы себя возвысить на такое святотатственное сравнение своей судьбы с муками Иисуса Христа).


Он посылает центуриона на Лысую Гору, чтобы прекратить мучения Иешуа


(милосердие Пилата относительно Иешуа – это авторская иллюстрация чрезмерного милосердия царя Николая Второго в отношении экстремистов революционеров).


"И в эту минуту центурион, ловко сбросив губку, молвил страстным
шепотом:
- Славь великодушного игемона, - нежно кольнул Иешуа в бок, куда-то под
мышку левой стороны...


(в поведении центуриона, разговаривающего с жертвой скрытно, шепотом, сквозит сочувствие, я уверен, что оно не случайно, и автор специально пробует как-то подчёркнуть то, что казнят не противника, а верноподданного служащего прокуратора)


Иешуа же вымолвил, обвисая на растянутых сухожилиях:
- Спасибо, Пилат... Я же говорил, что ты добр..."


(предсмертные слова, которые не могут соответствовать высказыванию пророка ни под каким видом, но вполне очевидны для верного присяге царю офицера Белой гвардии, казнимого большевиками)


Иешуа прощает Пилата. Он по-настоящему добр


(но на столбе казнят не Иешуа, а совершенно невинного другого человека, подменённого Афранием-Воландом, следовательно добр кто-то посторонний, но не Иешуа).


Но не добр главный герой романа Вельяр Вельярович Воланд, который появляется в "красной столице" для осуществления ряда действий (по первоначальному замыслу - для предания ее огню (за великие грехи ее "народонаселения"!)


(эта версия была близка желанию и пониманию Сталина обвинить в экономических проблемах России сам народ).


К сожалению, первые редакции романа писатель уничтожил


(это было сознательное уничтожение улик, указывающих на истинное содержание романа, и эта процедура из года в год сопровождала создание романа «Мастер и Маргарита», когда М.А.Булгаков в очередной раз вычищал свои архивы от обличительных выражений, метафор, символов).


Сохранились лишь отдельные главы или фрагменты текста. Подробностей этого трагического события мы не знаем. Ни Л.Е.Белозерская-Булгакова, ни Е.С.Булгакова не оставили нам разъясняющих сведений по данному вопросу, так как не были свидетелями этого зрелища. Вероятно, не было и других очевидцев, иначе какая-то информация наверняка просочилась бы сквозь толщу времени


(думаю, что автор постоянно чистил свои черновики, добиваясь и в них нужного ему звучания, какие уж тут могли быть свидетели?).


Единственным источником сведений о случившемся пока могут быть лишь свидетельства самого автора, оставленные им в своих письмах и в романе. В знаменитом обращении к "Правительству СССР" от 28 марта 1930 года есть такие его слова: "Ныне я уничтожен... Погибли не только мои прошлые произведения, но и настоящие и все будущие. И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе..."


(конечно, это письмо было прямым шантажом всесильного вождя, который ждал окончания вожделенного романа о справедливом дьяволе, то есть о самом себе)


Следует отметить, что и в последующие годы писатель, работая над
романом, периодически уничтожал большие куски текста, причем именно самого
острого содержания


(это просто домыслы, острее того, что оставил М.А.Булгаков в романе сказать вряд ли возможно, просто те тексты были недостаточно многозначны, слишком эмоциональны и прямы, что не подходило его произведению из-за возможности разоблачения).


И все же по сохранившимся текстам разных редакций можно проследить, как трансформировались те или иные замыслы и идеи автора в ходе работы над романом. Например, как развивалась идея о месте добра и зла, о иерархии мироздания. Вопрос этот принципиальнейший, и он в значительной степени определяет отношение писателя к христианству, к православию


(это заблуждение, никакого отношения эта сцена к религии не имеет, она иллюстрирует попытку людей решать, кто есть гений, а кто нет).


В этом смысле последняя глава третьей редакции заканчивается в высшей степени символично:
"- Понимаю, я мертв, как мертва и Маргарита, - заговорил поэт
возбужденно. - Но скажите мне...
- Мессир... - подсказал кто-то.
- Да, что будет со мною, мессир?
- Я получил распоряжение относительно вас. Преблагоприятное. Вообще
могу вас поздравить - вы имели успех. Так вот, мне было велено...
- Разве вам можно велеть?
- О, да. Велено унести вас..."
Этими "получил распоряжение" и "мне ведено" Булгаков четко выстраивает
зависимость сил зла от Создателя, их подчиненное положение


(это тонкое наблюдение позже перевоплотится в порученное Левию Матвею распоряжение Иешуа, которое Воланд воспримет, как приказ словами: «…Будет сделано» в главе 29, но М.А.Булгаков здесь указывает на то, что Иешуа является не Создателем, а командиром сил Зла, нечисти, самым главным большевиком, то есть В.И.Лениным).


Примерно такой же позиции писатель придерживается и в четвертой
редакции романа. В главе "Последний полет" мастер вопрошает:
- Куда ты влечешь меня, о великий Сатана?
На это Воланд отвечает:
- Ты награжден. Благодари бродившего по песку Ешуа, которого ты
сочинил...
Хотя "распоряжений" и "повелений" Воланд уже не получает, но все же
подчиненность его Создателю очевидна


(конечно, не Создателю, не может Иисус командовать силами Зла по определению, это совершенно несовместимо с образом Христа, а для писателя это невозможно по причине святотатства).


Этой же теме посвящены и другие эпизоды в романе. Наиболее характерны в
этом смысле диалоги Воланда с ангелами не его "ведомства". Например, из
главы "Гонец" третьей редакции романа:
"Но не успели всадники тронуться с места, как пятая лошадь грузно
обрушилась на холм, и фиолетовый всадник соскочил со спины. Он подошел к
Воланду, и тот, прищурившись, наклонился к нему с лошади.
Коровьев и Бегемот сняли картузики. Азазелло поднял в виде приветствия
руку, хмуро скосился на прилетевшего гонца


(подчёркнуто подчинённое поведение свиты Воланда наглядная иллюстрация того, что всеми делами заправляет в реальности Иешуа, являясь по статусу выше дьявола, конечно, только большее зло может быть руководителем самого сатаны).


Лицо того, печальное и темное, было неподвижно, шевелились только губы. Он шептал Воланду.
Тут мощный бас Воланда разлетелся по всему холму.
- Очень хорошо, - говорил Воланд, - я с особенным удовольствием исполню
волю пославшего. Исполню".
И Воланд тут же отдает распоряжение Азазелло устроить дело так, как ему
ведено свыше.
И через несколько лет, в 1938 году, в седьмой редакции романа, Булгаков
придерживается той же линии:
"Через некоторое время послышался шорох как бы летящих крыльев и на
террасу высадился неизвестный вестник в темном, и беззвучно подошел к
Воланду. Азазелло отступил. Вестник что-то сказал Воланду, на что тот
ответил, улыбнувшись:
- Передай, что я с удовольствием это исполню. Вестник после этого
исчез, а Воланд позвал к себе Азазелло и приказал ему:
- Лети к ним и все устрой".
И лишь в последней редакции романа Булгаков, к великому сожалению,
отходит от своей главной линии, стремясь "уравновесить" силы добра и зла


(нет, автор не отходит, М.А.Булгаков меняет посыльного, назначая на эту роль Левия Матвея, и перемещает эпизод в другую главу).


Но вернемся к сохранившимся рукописям романа и попробуем кратко описать
его редакции и варианты.
К счастью, все же уцелели две тетради с черновым текстом уничтоженного
романа и кусочки отдельных листов из третьей тетради (1928 - 1929 гг.).
Кроме того, остались нетронутыми две тетради с черновыми набросками текстов
(1929 - 1931 гг.). Тетради 1928 - 1929 годов не имеют следов огня, но
большая часть листов с текстом оборвана. Причем заметно (по первой тетради),
что, обрывая текст, Булгаков захватывал сразу значительную часть листов.
Если он их сжигал "порциями", то следов огня и не должно на тетрадях быть.
Но совершенно очевидно, что текст в тетрадях уничтожался и иным способом -
вырезался ножницами под корешок, обрезался также на две трети ширины листа,
некоторые листы обрывались под линейку...


(это была акция настоящего конспиратора и шифровальщика)


Первая сохранившаяся тетрадь имеет авторский заголовок на обложке:
"Черновики романа. Тетрадь I". В ней можно насчитать пятнадцать глав, из
которых первые одиннадцать, наиболее важные по содержанию, уничтожены


(кому может быть известно, какие главы в романе наиболее важные, автор уничтожал по другому принципу, проверяя свои тексты на обличительность),


а последние четыре сохранены. Четко видно, что листы захватывались пучками, причем довольно большими, вырывались рывками, в спешке и неровно. В результате у корешка сохранилась часть текста. Видимо, именно эти вырванные листы и были сожжены. А затем, в более позднее время, подрезалась сохранившаяся часть вырезанных листов, иногда оборванные листы подрезались под корешок, а иногда оставалась лишь узкая полоска с текстом. Чем это можно объяснить? Если последующую "обработку" наполовину уничтоженного текста осуществлял сам автор, то только с единственной целью -
ликвидировать наиболее острые по содержанию куски текста, за которые он
мог в те годы сурово поплатиться


(не наиболее острые, а излишне прямолинейные).


Но нельзя исключить, что остатки текста уничтожались не самим автором, и в более поздние времена


(смысл такого рода рассуждений трудно назвать разумным, потому что никакой логикой нельзя объяснить необходимость стричь какие-то остатки текстов, наоборот, корысти ради они бы сохранили эти листочки с автографом писателя).


Во всяком случае, если большую часть текста, оставшуюся после первой его "обработки" еще можно реконструировать, то вырезанные куски оборванного текста восстановить невозможно


(восстановить невозможно, но можно понять, почему это было сделано и кем).


Необходимо подчеркнуть, что текст первой тетради представляет собой
первую редакцию романа о дьяволе


(то есть романа о Сталине или о торжестве коммунизма в России).


О времени ее написания можно говорить лишь предположительно, но основная работа велась автором, видимо, во второй половине 1928 года. Этот вывод можно сделать на том основании, что значительная часть текста второй редакции была написана к маю 1929 года. Рукопись имеет несколько заголовков, из которых ясно читается лишь один - "Черный маг". Причем встречается это название дважды: в начале текста, перед предисловием, а затем через несколько страниц - перед вторым вариантом предисловия (во втором случае оно - единственное!). Из других названий сохранились на оборванном листе лишь первые слова: "Сын...", "Гастроль..."


(вероятно, это было множество вариантов «чёрного пиара», направленных на очернение облика советской власти; позже все эти громкие названия сыграют с романом шутку, прославив и продвинув его название в среде суеверных мистиков и язычников, то есть основной массы российского народа, которые и сегодня, ничего не понимая в содержании, любят цитировать остроумные словечки Воланда, кота Бегемота, Коровьева)


Таким образом, название "Черный маг" для первой редакции романа о
дьяволе является, на наш взгляд, вполне обоснованным


(как и «Копыто инженера», «Князь тьмы», «Великий канцлер», я уверен, что подобных выражений было сотни, но верно только «Мастер и Маргарита», потому что роман написан не о царе, Сталине, Ленине, а о судьбе российского народа, душу которого составляют с точки зрения писателя два главных персонажа; впрочем, для автора название имело в основном рекламный смысл, который исполнял в разное время совершенно противоположные функции).


Из материалов, уничтоженных автором в марте 1930 года, сохранилась также тетрадь, имеющая заголовок: "Черновики романа. Тетрадь 2". Оставшийся нетронутым этот заголовок имеет большое значение, ибо точно указывает на
последовательность работы над романом - перед нами начало его второй редакции. Подтверждением является сам материал тетради.
Прежде всего о названии. Первый лист тетради вырезан под корешок, а на
втором, оборванном наполовину листе, вырезан кусочек листа с заголовком и
датой. По непонятным причинам в первой и второй редакциях романа
уничтожались его начальные листы. К счастью, остался нетронутым первый лист
четвертой главы данной редакции, которая называлась "Мания фурибунда".
Интересен ее подзаголовок "...глава из романа "Копыто инженера". Поскольку в
данной редакции название романа более нигде не упоминается, то есть все
основания назвать ее "Копытом инженера". Это удобно для соотнесения второй
редакции с первой ("Черный маг") и с последующими редакциями


(Виктор Лосев чрезмерно увлекается названиями романа, но надо понимать, что это увлечение задумывалось самим М.А.Булгаковым с конкретной целью привлечения внимания литераторов к ложным вариантам).


Можно с уверенностью утверждать, что вторая редакция включала по
крайней мере еще одну тетрадь с текстом, поскольку чудом сохранились узкие
обрывки листов, среди которых есть начало главы пятнадцатой, называвшейся
"Исналитуч..."


(то есть видимо будущий Массолит, это была, наверное, заготовка для будущей главы 5 «Дело было в Грибоедове»).


Следовательно, были и другие главы. Видимо, именно эти тетради и были сожжены Булгаковым в марте 1930 года


(жалеть о уничтоженных набросках стоит только с точки зрения истории литературы, в реальности при их сохранении, мы вряд ли бы имели законченный роман в современном виде).


Из второй редакции романа сохранились полностью или частично тексты с
первой по четвертую главу, часть текста седьмой и пятнадцатой глав, а также обрывки текста из других глав романа. Анализ текста показывает, что это самостоятельная


(мне трудно считать любой черновик по-настоящему «самостоятельной» версией романа, скорее проба очередного эпизода, роман в рабочем состоянии содержался у М.А.Булгакова в основном в памяти, либо уничтожался автором),


к сожалению сохранившаяся частично, редакция романа.
Через некоторое время после уничтожения рукописей и известного
телефонного разговора со Сталиным 18 апреля 1930 года Булгаков пытался
возобновить работу над романом. Сохранились две тетради с черновыми
набросками глав. Одна из тетрадей имеет авторский заголовок "Черновики
романа. Тетрадь 1, 1929 - 1931 годы". В ней содержится глава "Дело было в
Грибоедове" и такая любопытная рабочая запись: "Глава. "Сеанс окончен".
Заведующий акустикой московских государственных театров Пафнутий Аркадьевич
Семплеяров.// Вордолазов. Актриса Варя Чембунчи


(список интеллигенции Москвы писатель решил представить таким странным коктейлем, когда, перечисляя вычурные характеристики на посетителей ресторана, автор пишет о профессиональном облике участников заседания, среди которых Чемберджи Н.К.(1903-1948) представляет музыкальную общественность).


Маргарита заговорила страстно: - ..."
Во второй тетради, не имеющей заголовка, переписана глава "Дело было в
Грибоедове" (с существенными изменениями и дополнениями, но не завершена) и
сделан набросок главы "Полет Воланда". Кроме того, была начата глава "Копыто
консультанта", по содержанию соответствующая главе "Никогда не
разговаривайте с неизвестными". Но на этом работа над романом прекратилась.
Сильнейшее физическое и психическое переутомление не позволили ее
продолжить. "Причина моей болезни, - писал Булгаков в письме к Сталину 30
мая 1931 года, - многолетняя затравленность, а затем молчание... по ночам
стал писать. Но надорвался... Я переутомлен..."


(я предполагаю, что мы тут видим следы психологической атаки писателя на Сталина, когда доведённый до отчаяния М.А.Булгаков находит метод, не изменяя своим убеждениям, обеспечить своё существование)


Материал, сосредоточенный в этих двух тетрадях, никак не может быть
соотнесен с очередной редакцией романа. Это - черновые наброски глав,
которые, в зависимости от времени их написания, можно отнести и ко второй, и
к третьей редакции.
Возвращение Булгакова к роману о дьяволе состоялось в 1932 году


(это ошибка, М.А.Булгаков никогда не прекращал работу над своим романом, просто время от времени его труд становился менее заметен со стороны, более того, в паузах происходила основная часть творческого процесса).


В новой тетради на титульном листе Булгаков написал: "М.Булгаков.// Роман. // 1932". На первой странице тексту предшествует следующая авторская запись: "1932 г.// Фантастический роман.// Великий канцлер. Сатана. Вот и я. Шляпа с пером. Черный богослов. Он появился. Подкова иностранца". На 55-й странице тетради Булгаков вновь возвращается к названию романа и записывает: "Заглавия.// Он явился. Происшествие. Черный маг. Копыто консультанта". Поскольку в течение 1932 - 1936 годов писатель так и не определился с названием романа, то мы остановились на первом из набросанных автором заглавий перед началом текста - "Великий канцлер".
Всего в 1932 году за короткий промежуток времени Булгаков написал семь
глав. Поскольку часть текста в тетради написана рукой Е. С. Булгаковой, ставшей женой писателя в сентябре 1932 года, то можно предположить, что
Булгаков начал новую, третью редакцию романа осенью, очевидно в октябре
месяце, когда супруги были в Ленинграде.
Вновь вернулся писатель к роману летом 1933 года опять-таки в
Ленинграде, где был вместе с Еленой Сергеевной в течение десяти дней. Осенью
он продолжил интенсивную работу, развивая основные идеи. Так, по ходу текста
вдруг появляется запись: "Встреча поэта с Воландом.// Маргарита и
Фаусту/Черная месса.// - Ты не поднимешься до высот. Не будешь слушать
мессы. Не будешь слушать романтические...// Маргарита и козел.// Вишни.
Река. Мечтание. Стихи. История с губной помадой"


(обрывки мыслей вперемешку с идеями использовать известные классические сюжеты).


6 октября 1933 года Булгаков решил сделать "Разметку глав романа", по
которой можно судить о дальнейших планах писателя. Завершалась разметка главой со схематичным названием: "Полет. Понтий Пилат. Воскресенье". Затем
началась быстрая работа, которую, читая текст, можно проследить по дням, поскольку Булгаков на листах проставлял даты. За три месяца с небольшим было
написано семь глав. С февраля наступил перерыв. Булгаковы переехали на новую
квартиру в Нащокинском переулке.
И в третий раз возвращение к работе над романом состоялось в
Ленинграде, в июле 1934 года, где Булгаковы находились вместе с МХАТом,
гастролировавшем в этом городе. Там же был отмечен юбилей - пятисотый
спектакль "Дней Турбиных". Но у Булгаковых настроение было далеко не
праздничным, ибо незадолго до этого им было отказано в поездке за границу
Писатель расценивал этот факт как недоверие к нему со стороны правительства


(при условии, что сам М.А.Булгаков относился к советскому правительству, как к нечисти, то отказ им воспринимался, как то, что его, несмотря на множество усилий, продолжают подозревать в нелояльности власти).


В новой тетради на первой странице Булгаков записал: "Роман. Окончание
(Ленинград, июль, 1934 г.)"


(быть может, в это время полностью сформировалось сюжетное построение романа?).


В Ленинграде писатель работал над романом на протяжении пяти дней, с 12
по 16 июля, о чем свидетельствуют записи. Затем работа была продолжена в
Москве. Глава "Последний путь", завершающая третью редакцию, была написана в
период между 21 сентября и 30 октября.
Примечательно, что текст последней главы обрывается на полуслове, она
не получает логического завершения. Но Булгаков незамедлительно делает новую
"Разметку глав", существенно изменяя структуру романа, и приступает к работе
над новой редакцией


(начинается работа по выстраиванию внутренней структуры произведения).


Главная причина - стремление раздвинуть горизонты для своих новых героев, появившихся в третьей редакции, - для поэта (мастера) и его подруги. 30 октября 1934 года Булгаков начинает новую тетрадь знаменательной фразой: "Дописать раньше, чем умереть". В ней он дописывает ряд глав, некоторые переписывает, начиная с главы "Ошибка профессора Стравинского"


(это глава 8 «Поединок между профессором и поэтом», очевидно, что М.А.Булгаков искал способы скрыть взаимную приязнь между профессором и Бездомным).


Среди вновь созданных глав выделяются две: "Полночное явление" и "На Лысой Горе". Появление мастера в палате у Иванушки и его рассказ о себе предопределил центральное место этого героя в романе. И не случайно в завершающих редакциях эта глава трансформировалась в "Явление героя". Значительно позже, в июле 1936 года, была переписана последняя глава, получившая название "Последний полет". Впервые за многие годы работы писатель поставил в конце текста слово "Конец"


(здесь проглядывает уже окончательная версия финала действия произведения).


Тем самым была завершена работа еще над одной редакцией - четвертой по счету.
Строго говоря, к четвертой редакции следовало бы отнести лишь те главы,
которые были вновь написаны, дополнены и переписаны с глубоким
редактированием текста начиная с 30 октября 1934 года. Но, согласно новой
разметке глав и их перенумерации, большая часть глав третьей редакции вошла
в четвертую, и, по существу, из них обеих сложилась первая относительно
полная рукописная редакция.
После завершения работы над четвертой редакцией Булгаков приступил к
переписыванию романа, но не механическому, а с изменениями и дополнениями,
иногда весьма существенными. Изменялась также структура романа,
переименовывались некоторые главы. О сроках начала этой работы говорить
трудно, поскольку рукопись не датирована. Предположительные сроки - первая
половина 1937 года. Новая рукопись была названа просто - "Роман" (с
названием автор пока не определился) и включала написанные ранее главы:
"Никогда не разговаривайте с неизвестными", "Золотое копье", "Седьмое
доказательство", "Дело было в Грибоедове". Нетрудно заметить, что писатель
вернулся к первоначальной структуре романа с рассмотрением истории Иешуа
Га-Ноцри и Понтия Пилата в главе "Золотое копье" в начале книги


(я уверен, что автор никогда не отказывался от этой структуры, тут уже начинается физическое воплощение рукописи в окончательном варианте, фактически он извлекает из памяти выношенную там версию).


Но при этом из масштабного "Евангелия от дьявола" была выделена его часть - сцена допроса Иешуа Пилатом (прочие сцены были перенесены в другие главы). Прекращение работы над рукописью, видимо, было связано с тем, что у автора возникли новые идеи по структуре и содержанию романа. Переписанные Булгаковым главы, конечно, не составляют новой редакции всего произведения, хотя и имеют значительный интерес.
Вскоре Булгаков приступил к новой редакции романа - пятой (к сожалению,
незавершенной). На титульном листе автором была сделана следующая запись:
"М. Булгаков. //Князь тьмы.// Роман. // Москва // 19281937". Всего было
написано тринадцать глав, причем последняя глава - "Полночное явление" -
была оборвана на фразе: "Имени ее гость не назвал, но сказал, что женщина
умная, замечательная..."
О конкретных сроках написания этой редакции можно говорить только
предположительно, поскольку в самой рукописи (две толстые тетради) никаких
авторских помет нет. И в дневнике Е. С. Булгаковой за 1937 год четко не
обозначено, о какой редакции романа идет речь. Но сами записи очень важны. 9
мая: "Вечером у нас Вильямсы и Шебалин. М. А. читал первые главы (не
полностью) своего романа о Христе и дьяволе (у него еще нет названия, но я
его так называю для себя)


(эта фраза дополнительное для меня доказательство неосведомлённости Елены Сергеевны в истинном содержании романа, автор и её, и Вильямсов, и Шабалина использовал в качестве экспериментального материала на предмет того, что смогут заметить в тексте даже умные и продвинутые люди).


Понравилось им бесконечно..." 11 мая: "А вечером пошли к Вильямсам.
Петя говорит, что не может работать, хочет знать, как дальше в романе
("О дьяволе"). М. А. прочитал несколько глав. Понравились необыкновенно.
Отзыв - вещь громадной силы, интересна своей философией, помимо того, что
увлекательна сюжетно и блестяща с литературной точки зрения". 13 мая:
"Вечером М. А. сидит и правит роман - с самого начала"


(вот результаты того впечатления, которое произвёл роман на Вильямса, возможно, какие-то обороты, словосочетания автор посчитал излишне и опасно откровенными, обличительными).


15 мая: "Вечером... Миша читал дальше роман о Воланде. Дмитриев дремал на диване, а мы трое смотрели в рот М. А. как зачарованные, настолько это захватывает". 17 мая: "Вечером М. А работал над романом (о Воланде)..." 18 мая: "Вечером - он над романом".
Видимо, речь идет все-таки о пятой редакции романа, но не исключено,
что в первых записях говорится о рукописи под названием "Роман" (первые
главы). Через месяц появляются новые записи:
"17 июня. Вечером у нас Вильямсы. Миша читал главы из романа
("Консультант с копытом"). 24 июня. Вечером позвали Вильямсов, кусочек
романа прочитал М. А. 25 июня. М. А. возится с луной, смотрит на нее в
бинокль - для романа


(тут рождается идея полнолуния 28 апреля 1926-го года и праздник иудейской пасхи 1917-го года).


Сейчас полнолуние". И после этого работа над романом прекращается на несколько месяцев.
Возвращение к роману происходит осенью. Булгакову приходит мысль
откорректировать роман и представить его "наверх"


(свидетельство существования надзора над деятельностью М.А.Булгакова на самом верху, ясно, что первое письмо, которое упоминает Елена Сергеевна, имело результат только тогда, когда его прочитал сам Сталин).


Запись Елены Сергеевны от 23 сентября: "Мучительные поиски выхода: письмо ли наверх? Бросить ли Театр? Откорректировать ли роман и представить? Ничего нельзя сделать, безвыходное положение". 23 октября:
"У Миши созревает решение уйти из Большого театра. Это ужасно -
работать над либретто! Выправить роман (дьявол, мастер, Маргарита) и
представить"


(ещё одно свидетельство наличия интереса вождя, понятно, что представить нужно только одному человеку, остальные никакого значения не имеют).


Название романа почти определилось, решение о его корректировке окончательно принято, и Булгаков начинает работу над шестой редакцией романа. 27 октября: "Миша правит роман". 12 ноября: "Вечером М. А. работал над романом о Мастере и Маргарите", но наиболее активная работа над романом началась к весне 1938 года. Сначала стали появляться записи типа "Миша урывками правит роман", а затем с марта месяца пошла интенсивнейшая работа и вечерами, и днями. Особенно важна запись в дневнике от 1 марта: "Миша днем у Ангарского, сговаривается почитать начало романа. Теперь, кажется, установилось у Миши название - "Мастер и Маргарита"


(значит, работа идёт уже над окончательным, основным вариантом).


Печатание его, конечно, безнадежно


(если безнадёжно, то зачем было представлять, очевидно, что некий ответ уже существует).


Теперь Миша по ночам (пока еще по ночам, а затем и днем и вечером. - В. Л.) правит его и гонит вперед, в марте хочет кончить". 17 марта Булгаков читает главы "Слава петуху" и "Буфетчик у Воланда" Вильямсам. Елена Сергеевна специально отмечает, что главы читались "в новой редакции". Но в марте работа над романом не была закончена и продолжалась в апреле - столь же активно, для довольно широко круга слушателей роман в новой редакции впервые был прочитан (отдельные главы, разумеется) 7 апреля 1938 года. Среди присутствующих были Вильямсы, Арендты, Ермолинские, Леонтьевы, Эрдманы. "Чтение произвело громадное впечатление, - записала Елена Сергеевна. - Было очень много ценных мыслей... исключительно заинтересовали и покорили слушателей древние главы... Всех поразило необычайное знание М. А. эпохи. Но как он сумел это донести!"


(М.А.Булгаков проверяет последние обороты речи, повороты сюжета; знание римской эпохи начала века для знатока крайне противоречиво, конечно, Елена Сергеевна пишет эмоционально, скорее всего, ничего не замечая, доверяясь мужу)


Видимо, в конце апреля работа над романом в основном была завершена (28
апреля еще была запись: "Днем роман") и 2 мая состоялось "цензурное" чтение
редактору Н.С.Ангарскому-Клестову. Приводим дневниковую запись от 3 мая полностью: "Ангарский пришел вчера и с места заявил: согласитесь ли написать
авантюрный советский роман? Массовый тираж, переведу на все языки, денег тьма, валюта, хотите, сейчас чек дам - аванс?
Миша отказался, сказал - это не могу.
После уговоров Ангарский попросил М. А. читать его роман ("Мастер и
Маргарита"). М. А. прочитал три первые главы.
Ангарский сразу сказал: "А это напечатать нельзя".
- Почему?
- Нельзя"


(есть нечто противоречивое и театральное в редакторском «Нельзя!» и желании публиковать какой-то абстрактный советский авантюрный роман, быть может, он исполнял функцию провокатора?).


Точку в новой редакции романа Булгаков поставил в ночь с 22 на 23 мая
1938 года. На титульном листе первой тетради Булгаков написал:
"М. А. Булгаков.//Мастер и Маргарита.// Роман.// Тетрадь I". Всего же
было исписано шесть толстых тетрадей, и каждая из них получила авторскую
нумерацию. Шестая тетрадь завершается так: "Конец.// 22 - 23 мая 1938 г.".
Примерно за полгода, работая с перерывами, Булгаков завершил шестую редакцию
романа, которая фактически стала второй полной рукописной редакцией. Она
включает тридцать глав и по объему значительно превышает первую полную
рукописную редакцию


(тут начинается подгонка материала под требования главного цензора, которые вычислял сам М.А.Булгаков по своему усмотрению).


А через несколько дней Булгаков начал диктовать роман на машинку О.С.Бокшанской - сестре Елены Сергеевны. Весь ход этой работы отражен в письмах писателя к жене, которая отдыхала в это время в Лебедяни


(это совсем не случайный факт, возможно, через неё по старой памяти о знакомстве в начале 1920-ых годов негласно осуществлялась прямая связь между М.А.Булгаковым и И.В.Сталиным?).


25 июня перепечатка текста была завершена. В ходе работы автором вносились существенные корректировки текста и дополнения - в результате родилась новая редакция романа - седьмая.
Наиболее важные отрывки из писем Булгакова Елене Сергеевне мы приводим
ниже. 27 мая: "Ночью - Пилат. Ах, какой трудный, путаный материал". 2 июня:
"Начнем о романе. Почти одна треть... перепечатана. Нужно отдать
справедливость Ольге, она работает хорошо. Мы пишем по многу часов, и в
голове тихий стон утомления, но это утомление правильное, не мучительное...
Роман нужно окончить! Теперь! Теперь!" 10 июня: "Вот с романом вопросов!!
Как сложно все!"


(я уверен, что в этих словах звучат прямые указания писателя на его огромные ожидания для судьбы текста, который он диктует Ольге Сергеевне)


13 июня:
"Диктуется 21-я глава. Я погребен под этим романом. Все уже передумал,
все мне ясно. Замкнулся совсем. Открыть замок я мог бы только для одного
человека, но его нету! Он выращивает подсолнухи!"


(меня тогда вовсе не было на свете, да и подсолнухи я никогда не выращивал, мне очень трудно даже предположить круг людей, где мог бы обретаться этот доверенный человек, быть может, М.А.Булгаков имеет ввиду вынужденное безделье всего российского народа, ничуть не интересующегося творчеством писателя?)


15 июня: "Передо мною 327 машинных страниц (около 22 глав). Если буду
здоров, скоро переписка закончится. Останется самое важное - корректура
авторская, большая, сложная, внимательная, возможно с перепиской некоторых
страниц. "Что будет?" Ты спрашиваешь? Не знаю. Вероятно, ты уложишь его в
бюро или в шкаф, где лежат убитые мои пьесы, и иногда будешь вспоминать о
нем. Впрочем, мы не знаем нашего будущего.// Свой суд над этой вещью я уже
совершил и, если мне удастся еще немного приподнять конец, я буду считать,
что вещь заслуживает корректуры и того, чтобы быть уложенной в тьму ящика.//
Теперь меня интересует твой суд, а буду ли я знать суд читателей, никому не
известно.// Эх, Кука, тебе издалека не видно, что с твоим мужем сделал после
страшной литературной жизни последний закатный роман. // ...сегодня
возобновляю работу. Буду кончать главу "При свечах" и перейду к балу. Да, я
очень устал и чувствую себя, правду сказать, неважно. Трудно в полном
одиночестве"


(это признание собственного замкнутого состояния, невозможности никому рассказать истинное содержание романа, даже Елене Сергеевне, жалоба на необходимость вводить в заблуждение всех читателей, ведь читки романа были, значит был и суд, хоть и в малом кругу людей, но суд ошибочный).


19 июня: "По числу на открытке твоей установил, что ты наблюдала грозу, как раз в то время, как я диктовал о золотых статуях. Пишется 26 глава (Низа, убийство в саду)". 22 июня: "...если тебя интересует произведение, о котором идет речь (я уж на него смотрю с тихой грустью),
сведи разговоры о нем к нулю.// Какая там авторская корректура в Лебедяни!..
О машинке я и подумать не могу!.. Причем не только писать что-нибудь, но
даже читать я ничего не способен, мне нужен абсолютный покой! // P.S. Вот
роман! Сейчас стал рвать ненужную бумагу и, глядь, разорвал твое письмо!!
Нежно склею"


(чувствуется нервное напряжение человека, который живёт несбыточной надеждой прижизненной публикации произведения).


Через несколько месяцев Булгаков приступил к корректировке романа, а с
весны 1939 года и к частичной его переработке. Был написан эпилог с названием "Жертвы луны", были внесены также существенные изменения и дополнения в текст (заменены некоторые машинописные страницы новым машинописным текстом, например, "явлением" Левия Матвея перед Воландом, при этом рукописные черновики не сохранились, что совершенно не характерно для писателя). Затем Булгаков вновь приступил к правке романа, внося обширные изменения как в машинописный текст, так и делая поправки на полях текста. Правка осуществлена разными чернилами и карандашом. Судя по характеру правки, писатель предполагал еще большую работу над романом


(М.А.Булгаков, предчувствуя свою близкую смерть, лихорадочно извлекает из памяти все придуманные им коллизии романа, до последнего времени содержавшиеся лишь в его воображении, в голове).


Но в августе 1939 года случилась беда: после запрета пьесы о Сталине
"Батум" Булгаков серьезно заболел


(это косвенная причина того, как сильно рассчитывал писатель на разрешение постановки лояльной советской власти пьесы; он, очевидно, рассчитывал, что официальная премьера в главном театре страны во МХАТ-е драмы «Батум» откроет рано или поздно дверь для публикации «закатного» романа, пусть даже после его смерти; теперь же М.А.Булгаков умрёт в полном неведении относительно судьбы своего творчества, полностью доверяясь любящему сердцу Елены Сергеевны и времени).


В октябре стало ясно (и самому писателю, прежде всего), что наступили последние месяцы или недели жизни. В этот момент Булгаков принимает решение - во что бы то ни стало завершить корректировку романа


(последняя редакция романа была создана в самый последний период жизни М.А.Булгакова, удивительно уже то, что он успел его закончить).


Он предлагает Елене Сергеевне завести новые тетради, в которые она могла бы занести новые тексты, дополнения, поправки. Одна из таких тетрадей сохранилась в архиве писателя. На ней рукою Елены Сергеевны помечено:
"Писано мною под диктовку М. А. во время его болезни 1939 года.
Окончательный текст. Начато 4 октября 1939 года. Елена Булгакова". На
титульном же листе основного машинописного текста (первый экземпляр),
который и был ранее правлен писателем, Елена Сергеевна написала: "Экземпляр
с поправками во время болезни (1939 - 1940) - под диктовку М. А. Булгакова
мне". Сохранилась записная книжка Булгакова, на которой также имеется помета
Елены Сергеевны: "Записывала под диктовку М. А. во время болезни его,
поразившей глаза, в Барвихе. Ноябрь 1939 г.". В эти последние месяцы жизни
писателя записи велись главным образом Еленой Сергеевной. Помимо упомянутых
тетрадей сохранились отдельные листы, написанные ее рукою, которые вложены
между машинописными страницами и пронумерованы, а также ее записи на обороте
машинописных листов, на полях и прямо по машинописному тексту. Часто правка
по одному и тому же тексту делалась несколько раз и разными чернилами или
карандашом.
Правился роман почти до самой смерти писателя. На каком-то этапе работы
он понял, что всего задуманного не осуществить. И тогда он решил
сосредоточить внимание на некоторых главах. Это отчетливо видно по правке.
10 марта писатель после тяжких и продолжительных мук отошел в иной мир.
Перед Е. С. Булгаковой встала чрезвычайно трудная задача: завершить
корректировку романа в соответствии с волей автора


(я уверен, Елена Сергеевна никакой корректировки не проводила, она искусственно, намеренно создавала видимость своего участия, чтобы в случае чего списать на себя угрозы, исходившие от советской власти для романа, так они наверняка договаривались с М.А.Булгаковым перед его кончиной).


Что же предстояло сделать Елене Сергеевне? По сути, она должна была
завершить работу, которую не удалось закончить при жизни писателя. Текст,
правленный многократно (с поправками, которые были вновь и вновь правлены, с
многочисленными пометами, означавшими, что в этих местах необходимо
исправить текст так-то, но не исправленный; с пометами, указывающими на то,
что данный фрагмент текста необходимо перенести в другое место, но не
перенесенный; с опечатками и описками, требовавшими каждый раз определить -
действительно ли это опечатка или описка: с пометами писателя, указывающими
на то, что такие-то куски текста необходимо взять из ранних редакций в
основной текст, и т.п.), следовало привести в порядок, отредактировать и
перепечатать


(Виктор Лосев пишет здесь о той самой путанице, которую в романе предрекает Иешуа истории своего явления в Ершалаиме; в реальности это очередная сознательная посмертная мистификация автора).


И всю эту работу Елена Сергеевна осуществила за несколько месяцев (июнь
- декабрь 1940 года). К сожалению, не сохранились (или пока не найдены!)
документы, рассказывающие о ходе этой удивительной работы. Прежде всего, не
установлено, одна ли Елена Сергеевна проделала всю эту архисложную работу
или с чьей-то помощью. Во всяком случае, в декабре 1940 года была завершена
работа над романом


(как я считаю, был всегда некий конкретный текст, редакция, которая существовала в единственном экземпляре, периодически обновлявшаяся автором, и которую необходимо было по требованию М.А.Булгакова уничтожить после выхода официального полного издания, что и было осуществлено, вероятно, самой Е.С.Булгаковой-Шиловской, в чём, естественно, эта чрезвычайно скрытная женщина никому не рассказала).


Именно этот текст (любопытно, что в архиве писателя он не сохранился,
но обнаружен в архиве П. С. Попова, которому Е. С. Булгакова направила в
декабре 1940 года один машинописный экземпляр романа) Елена Сергеевна сдала
в печать в 1966 году в журнал "Москва" (ею были внесены лишь небольшие
поправки в текст). Но редакция журнала выпустила роман со значительными
сокращениями и исправлениями (1966, э 11; 1967, э 1).
Получив разрешение Главлита, Елена Сергеевна в том же 1967 году
предоставила право публикации полного текста романа итальянскому
издательству "Эйнауди" (через всесоюзное общество "Международная книга"),
которое вскоре и выпустило впервые полный текст "Мастера и Маргариты" на
итальянском языке.
На русском языке впервые без купюр роман был издан в 1973 году (Москва,
издательство "Художественная литература") при активнейшем содействии и с
предисловием Константина Симонова. Тем самым вроде бы была выполнена воля
как самого автора, так и Елены Сергеевны, умершей в 1970 году.
И тут мы подходим к очень важному и сложному вопросу. Дело в том, что
роман в этом издании отличался от журнальной версии не только отсутствием
купюр: по сути, это были разные тексты. Разумеется, это в полной мере
касается и декабрьского текста 1940 года, и текста, изданного на итальянском
языке.
Мы убеждены, что если бы полный текст романа выпускался при жизни Елены
Сергеевны, то этого не произошло бы.
А произошло следующее. Готовившая к изданию полный текст романа опытный
редактор и текстолог А.Саакянц


(знание психологии литераторов-архивариусов, скрупулёзно следующих за каждой пометкой, помогло писателю столько лет скрывать содержание своего главного произведения, вынуждая их бродить среди своих домыслов и заблуждений)


пошла по классическому пути: она взяла за основу не подготовленный к декабрю 1940 года Еленой Сергеевной текст романа, а всю совокупность рукописей "последней прижизненной редакции", хранящейся в архиве писателя (правленый первый машинописный экземпляр романа и тетрадь с дополнениями и поправками). То есть было взято за основу то, что осталось на момент кончины писателя и над чем работала затем Елена Сергеевна еще полгода!
Вполне понятно, что в результате появился новый вариант романа,
отличавшийся от текста, подготовленного Е.С.Булгаковой, уже с самых первых
строк. С выходом этого издания в свет в читательском мире стали обращаться
два разных текста романа. При этом не объяснялось, почему же это произошло.
Но роман, изданный в 1973 году, имел еще одну особенность: он не был
идентичен "последней прижизненной редакции". А.Саакянц пыталась строго
следовать рукописному (машинопись, рукописная правка и тетрадь с
дополнениями) тексту лишь до главы "Дело было в Грибоедове", а затем, поняв,
что взяла на себя непосильную задачу, вернулась к тексту, завершенному Еленой Сергеевной в декабре 1940 года, внося в него иногда поправки из "прижизненной редакции". В результате появился комбинированный вариант из двух текстов. Строго говоря, такой вариант не имеет права на существование


(а вот с этим я абсолютно согласен, и это неизбежно будет признано, потому что в варианте отредактированном А.Саакянц есть конкретные противоречия).


Но именно этот текст переиздавался в течение многих лет многомиллионными тиражами во всем мире.
Впервые полный текст романа, завершенного Е. С. Булгаковой в декабре
1940 года, был издан на русском языке в Киеве в 1989 году (Михаил Булгаков.
Избранные сочинения в двух томах. Издательство "Днипро", т.2), а затем
повторен в пятитомном собрании сочинений писателя.
Но пока не получил разрешения один чрезвычайно важный вопрос. Дело в
том, что некоторые фрагменты текста последней редакции романа, завершенной
Е. С. Булгаковой, не подкреплены машинописными или рукописными текстами из
"последней прижизненной редакции" (фактически эта восьмая редакция - не
последняя, а предпоследняя). И сочинить их Елена Сергеевна, конечно, не
могла. Но известно, что Е. С. Булгакова располагала несколькими тетрадями с
дополнениями и поправками к тексту, но в архиве писателя сохранилась лишь
одна тетрадь. Местонахождение других тетрадей неизвестно. При этом возникает
неизбежный вопрос: все ли тексты, содержавшиеся в этих тетрадях, включены
Еленой Сергеевной в окончательную редакцию романа? Вопрос не праздный, ибо
под сомнение в этом случае берется полнота романа, его законченность! Будем
надеяться, что нас ждут приятные сюрпризы...


(я убеждён, что вариант, начинающийся со слов «В час жаркого весеннего заката…» является последней и авторской версией романа «Мастер и Маргарита», кроме последнего абзаца главы 32, явно выпадающего из прежнего контекста книги, дописанной Еленой Сергеевной из благих побуждений, которые так не любил её гениальный муж…)


Виктор Лосев