Мениппея Опции

[Жора Жук]

http://menippea.narod.ru/

Вот такое прочтение.

[Синицын]

Как с Вами скучно беседовать, Жора! Сами переходите на голые эмоции и оскорбления, да ещё и утверждаете, что это мои проблемы, а не Ваши.
Вот что я услышал от Вас за последние сутки:

Интересный вы чудак!
Что вы софизмами занимаетесь, Синицын, как крючкотвор? Ерунду какую-то придумываете.
Вы по миру такой наивный или просто придуриваетесь таким?
Отвечайте за свои эмоции, а то ведь на оскорбление смахивают.
И к чему эти трюки дореволюционного адвоката? Вы , Синицын, очень не конкретны. Зато - невероятно эмоциональны. Поменьше эмоций, а больше конкретностей.


---

Вы хотели бы, чтобы писатель изобразил Мастера атлетически сложенным, богатырского здоровья, с острым носом и длинными волосами, глазами голубого цвета, соотв. возраста, слезливым и сентиментальным?

Я бы хотел, чтобы он хоть чем-нибудь напоминал товарища Горького. Хоть одной чертой. Будьте добры, укажите эту черту. Но предупреждаю: одной будет недостаточно.
Я указал несколько бросающихся в глаза различий. Если Вы встретите на улице с разницей в несколько минут двух прохожих разного возраста, разного роста, разного телосложения, и окажется, к примеру, что у них одинаковая причёска, Вы же не станете утверждать, что они - одно лицо?

Откда вы это взяли?

Из Вашего собственного поста. Я его даже процитировал. Что, не узнаете свои слова? Вот они:
"Но, являются ли подбор этого сырого явления, но, является ли это хоть в малейшей мере доказательством тезиса о плаксивости А.М. Пешкова?"

Укажите конкретно место, где это было видно также и нам.

Повторяю. В первой главе своего труда Барков ставит разрешенных советских литераторов в один ряд с рогатой сволочью. Тут, в целом, я могу его понять. Но тогда выходит, что пролетарский поэт Бездомный - такая же сволочь и бездарь.

А в третьей главе "Мениппеи" сказано следующее:

В первой главе перед читателем предстает молодой, многообещающий поэт, в изображении которого Иисус получился "ну прямо как живой" — не правда ли, неплохая характеристика талантливости? Признанием его таланта служит не только публикация стихов с его портретом на первой полосе "Литературной газеты", и даже не отношение к нему со стороны собратьев по перу в литературном ресторане, где все увидели, "что это — никакое не привидение, а Иван Николаевич Бездомный — известнейший поэт"; главным, пожалуй, является то, что в качестве такового его вынужден признать даже приспособленец от литературы Рюхин, с которым у Бездомного мало чего общего.

Итак, теперь Барков уже верит характеристике, которую даёт Бездомному глава МАССОЛИТа. Дескать, в официальной, подцензурной "Литературной газете" чепуху не напечатают.

Из эпизода в романе:
"И привидение, пройдя в отверстие трельяжа, беспрепятственно вступило на веранду. Тут все увидели, что это -- никакое не привидение, а Иван Николаевич Бездомный -- известнейший поэт."
- Барков делает вывод, что даже "приспособленец Рюхин" (большой авторитет, ничего не скажешь) вынужден признать Ивана известнейшим поэтом. Ну, во-первых, это авторская речь. Во-вторых, известность - не характеристика таланта. Сейчас Дима Билан куда известнее, чем Бродский, или, тем более, Кушнер. А на фоне массовой культпродукции тех лет (после смерти Маяковского) даже Демьян Бедный выглядел выдающейся фигурой... И не только по физическим габаритам ("Какой-нибудь рыбий Бедный, обхвата в три // Только у Демьяна усы снаружи, // А у кита внутри"), а именно по таланту и мастерству.

Да если бы он слово произнес бы про Луначарского, тогда ему точно ничего уже не нужно было. А то, что это Луначарский, его сосед по улице в Киеве, и гадать нужды не было. О том говорит его фамилия, а вам нужно, чтобы он конкретно указал портретным сходством и бытовыми деталями тождество с наркомом, злейшим из его врагов?

Мне, как и в случае с Горьким, нужно хоть одно настоящее пересечение. Почему Латунский - это Луначарский, а не Литовский, к примеру?

Маяковский не побоялся изобразить Луначарского. Пьесу, конечно, запретили, но она сохранилась. Мандельштам написал самоубийственную сатиру на Сталина и читал её всем подряд. Были и другие. А Булгаков - испугался? Да ещё и в романе, на публикацию которого он уже не надеялся.
В "Собачьем сердце" он действительно желал высмеять определенные свойства нового порядка. И высмеял открыто. "Да, я не люблю пролетариата". Куда же девалась его смелость?

Сравните статус Маяковского и того же любого писателя, ну, хотя бы Есенина? Забияку и драчуна... не то, что Булгакова, дергавшегося от тика и не выходящего самостоятельно на улицу, морфиниста ...

Откуда Вам известно, что в 1930-е годы Булгаков
а) Не мог самостоятельно выйти на улицу
б) Был морфинистом
?

Статус Маяковского, как известно, ему не помог. Пьесу запретили, выставку проигнорировали, хвалебную статью из газеты вырезали, не разрешили заграничную поездку. И назначили "лучшим и талантливейшим" уже посмертно.

но когда тот прочитал Леониду Пастернаку

Вы хотите сказать, Борису Леонидовичу.

то смелый Пастернак заявил ему

В чём же заключается тогдашняя смелость Пастернака? Быть может, в его собственных стихах о Сталине:
А в те же дни на расстояньи
За древней каменной стеной
Живет не человек, — деянье:
Поступок ростом с шар земной.

А умер Мандельштам - очень даже хорошо ИЗВЕСТНО где

По одной из версий. Были и другие. Но давайте не будем углубляться в посторонний вопрос.


Что скажете насчёт цитаты из романа о Мольере?

[Жора Жук]

Вот мысли Баркова, пропущенные, повидимому, невнимательным Синициным. Правда ему хотелось бы достоверного, портретного сходства, чтобы точно совпадали параметры и размеры обуви, одежды и даже колец на пальцах... Но,. не такого уровня был талант Булгакова.

О том, что Булгаков вкладывал в понятие "мастер" именно одиозный смысл, свидетельствует то обстоятельство, что при попытке создать заказную, явно хвалебную пьесу о Сталине "Батум" он в качестве одного из вариантов названия предусмотрел и такое, как "Мастер".

Более того, сопоставление приведенных выше дат (в мае 1934 года арест Мандельштама, в июне — употребление Сталиным понятия "мастер") с введением Булгаковым осенью того же года этого термина в текст романа дает основание полагать, что оно было вызвано именно предшествовавшими событиями. О том, что при работе над романом Булгаков чутко реагировал на происходившее вокруг него, свидетельствует и тот факт, что после ареста сочинившего сатирические басни Н. Эрдмана он уничтожил часть рукописи романа.

...в тридцатые годы понятие "мастер", по крайней мере в ближайшем окружении Булгакова, наряду с общепринятым, возвышенным, имело и прямо противоположный, негативный смысл. О том, что в романе оно употребляется именно в таком контексте, писатель подает сигнал бросающейся в глаза манерой его написания — через строчную букву, что придает ему уничижительный оттенок.

Художественность и мастерство, по заповеди Пушкина, — Моцарт и Сальери. Мастерство предполагает повторимость, творчество — уникально. Художник создает, а не мастерит. Он — творец, мастер — делатель. Для художника его творчество — это жизненная задача, жизнь во всей ее полноте; для мастера — это работа над произведением, а жизнь — лишь "подножие" искусству [...] Для мастера вопрос "как?" обособляется в самостоятельную задачу. Для художника он не существует вообще. Заостряя, можно бы сказать, что появление мастерства как такового, самого по себе, означает смерть для художника"
(. П. Горелов. Одиночный замер, или Возвращение Варлаама Шаламова. "Литературная газета", 16.01.91, с. 2. )

М.О. Чудакова в работе "Архив М.А. Булгакова. Материалы для творческой биографии писателя", опубл. еще в 1976 г., писала:

"В первых редакциях романа так почтительно именовала Воланда его свита (несомненно, вслед за источниками, [...] где сатана или глава какого-либо дьявольского ордена иногда называется "Великим Мастером")" 18. С учетом того, что в первых редакциях Мастер как персонаж еще не фигурировал, а также того, что, если М.О. Чудакова написала "несомненно", то это действительно так и есть (ее слабые работы по вопросам поэтики не умаляют значимости "Жизнеописания"), из этого факта совершенно естественный следуют следующие выводы:

Первый: поскольку Булгаков изначально применил понятие о мастере к сатане, то вряд ли есть смысл ломиться в открытую дверь и доказывать очевидное.

Второй: поскольку в первых редакциях мастером величали сатану Воланда, а в последующих это обозначение перешло к Мастеру — центральному персонажу романа окончательной редакции романа, то образ Мастера следует рассматривать именно в таком ключе — как персонажа, выполняющего функцию, аналогичную функции сатаны.