Прогулки с Барковым или путешествие с дилетантом, «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение Опции

[tsa]

Уважаемые форумчане!

Приглашаю принять участие в обсуждении моей новой книги "«Мастер и Маргарита»: прогулки с Барковым или путешествие с дилетантом", посвященной подробному разбору книги Альфреда Баркова "Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение ".

Для удобства полемики, рубрикация основных разделов моей работы совпадает с рубрикацией работы Баркова. В каждом разделе его труда мною выделены и рассмотрены все основные, существенные для его выводов тезисные цитаты, критике и разбору которых и посвящена моя книга.

Напоминаю, что данная тема открыта для обсуждения моей книги и книги Альфреда Баркова. Лучшим ответом мне и лучшей защитой теории основоположника альтернативного прочтения будут не славословия в адрес Баркова и не поливание меня бранью, а доказательное опровержение основных положений моей книги.

При обсуждении прошу указывать соответствующий номер тезиса или раздела, это упростит чтение темы в дальнейшем. Так же прошу, обязательно указывать источники, на основании которых опровергается мое мнение.

С уважением
Сергей Цыбульник (tsa)

[tsa]

I.II.14. Для того, чтобы внести окончательную ясность в вопрос о концепции мастерства в литературе, возвратимся к вынесенной в эпиграф выдержке из статьи, где Горький высказывает принятую сталинской Системой "официозную" точку зрения.
Одним из главных идеологов этой концепции, взятой исследователями творчества Булгакова за основу, был не кто иной, как А.В. Луначарский. Чтобы уяснить, что же именно берут за основу современные апологеты "светлых образов" в творчестве Булгакова, не грех ознакомиться с содержанием его работы "Мысли о мастере", опубликованной в "Литературной газете" 11 июня 1933 года, то есть, незадолго до знаменитого телефонного разговора Сталина с Пастернаком. И незадолго до того, как Булгаков впервые употребил в своем "закатном романе" нарицательное имечко "мастер".
Третий раздел работы озаглавлен "Об учениках и подмастерьях". Вынужден разочаровать тех, кто усмотрит в слове "подмастерье" какой-то иронический смысл, намек на ремесленничество как антитезу подлинному творчеству. Нет, наоборот: "Не всякий становится мастером, – так начинается этот раздел, – но всякий, прежде чем стать мастером, должен быть учеником и подмастерьем… Счастливейшая эпоха – это та, когда подмастерья в искусстве творят почти как мастера (так и написано: "подмастерья творят" – А.Б.). Такую эпоху приходится признавать классической". Или вот такая максима: "Мастерское произведение становится образцовым". Простите, образцовым для чего – для подражания? Для копирования? Тогда что же в таком случае должно считаться уникальным, шедевром, именно продуктом творчества, то есть тем, что ни подражанию, ни копированию ни в коем случае не подлежит? Выходит, что один из основоположников концепции о мастере в литературе, полагая, что шедевры не творятся, а делаются, и могут даже тиражироватьтся подмастерьями, вообще отказывал в существовании творческому, эвристическому началу, когда автор шедевра сам не может ни понять, ни объяснить, как у него все это получилось. И дай-то Бог, чтобы мы никогда этого так и не поняли, потому что тогда наступит конец творчеству.

Единственное, с чем можно согласиться, так это с утверждением Баркова, что Луначарский активно развивал собственное понятие «мастерства» применительно к социалистическому реализму. Ну и что с того? У Луначарского было свое альтернативное прочтение слова «мастер», у Баркова – свое, у Булгакова – свое, только и всего.

Если верить Баркову, то получается, что Булгаков не творил шедевр, а именно делал, аккуратно шифруя в нем всякие интересные по мнению Баркова факты из жизни Горького. И где же тут «творческое, эвристическое начало, когда автор шедевра сам не может ни понять, ни объяснить, как у него все это получилось»?

Для того, чтобы «внести окончательную ясность в вопрос о концепции мастерства в литературе», предлагаю читателю еще раз перечесть обсуждение предыдущего тезиса.

I.II.15. Что касается общепринятого подхода к понятию "мастер" применительно к содержанию романа "Мастер и Маргарита", то следует отметить, что сторонники позитивного восприятия этого понятия, трактуя его с позиций доктрины соцреализма, не учитывают тех контекстов истории отечественной литературы, с которыми оно было связано на протяжении по крайней мере последних двух веков.
Еще во времена Пушкина негативное отношение к "голому" техническому мастерству, отменяющему в литературном процессе творческое начало, было четко изложено А. С. Грибоедовым при его оценке творческой манеры "младоархаиста" П. А. Катенина. Такого же мнения придерживался и Пушкин. Резкую противоположную позицию в этом вопросе заняли "шестидесятники" В. А. Зайцев и Д. И. Писарев, которые сформулировали свое кредо в особо острой форме: "Пора понять, что всякий ремесленник настолько же полезнее любого поэта, насколько положительное число, как бы ни было оно мало, больше нуля"; "То известное латинское изречение, что оратором можно сделаться, а поэтом надо родиться, оказывается чисто нелепостью. Поэтом можно сделаться, точно так же как можно сделаться адвокатом, сапожником или часовщиком. Стихотворец или вообще беллетрист, или, еще шире, вообще художник – такой же точно ремесленник, как и все остальные ремесленники".

Барков передергивает, отождествляя понятия «мастер» и «ремесленник». В данном контексте они не имеют ничего общего. То же относится и к понятию «голое техническое мастерство», по смыслу примыкающему к понятию «ремесленничество», а не «мастерство». Что же касается того, что «оратором можно сделаться, а поэтом надо родиться», то замечу, что не каждый пишущий стихи – Поэт, не каждый говорящий с трибуны – Оратор, не каждый чинящий обувь – Сапожник. В каждом деле есть профессия, должность, а есть призвание. Да, труд поэта мы ценим неизмеримо выше, чем сапожника. И это справедливо, ведь поэт создает вечную ценность, а достижения сапожника всегда преходящи. И все-таки и в сапожном деле может быть вдохновение и та же потрясающая легкость созидания, что и в рождении стиха. Ко всякому делу нужно свое призвание, не думаю, что Мандельштам мог бы стать хорошим сапожником, даже если бы положил на это тысячу лет. А плохих и без него хватает…

I.II.16. Как можно видеть, борьба двух противоположных эстетических подходов к роли технического мастерства в творческом процессе приняла в середине XIX века довольно бескомпромиссный характер. Этот процесс имел в нашей стране свое продолжение. В период перехода от символизма к акмеизму возникла оживленная дискуссия о противопоставлении творческому началу понятия "мастерства" как технического совершенства, более необходимого для создания литературных произведений. На этой основе Н.С. Гумилевым был даже образован "Второй цех поэтов". О накале страстей по этому поводу можно судить по тому факту, что практически все поэты того времени были в той или иной степени вовлечены в эту дискуссию.
Это был как раз период, когда формировались эстетические воззрения М. А. Булгакова. Остается только сожалеть, что мэтры булгаковедения, ведущие глубокомысленные рассуждения о возвышенном понятии "мастер", просто не знают элементарных вопросов истории отечественной литературы. То есть, не владеют предметом, который сделали своей профессией.

Остается только сожалеть, что мэтр альтернативного булгаковедения, ведущий глубокомысленные рассуждения об уничижительном смысле понятия «мастер», просто не знает элементарных вопросов истории отечественной литературы, например высказывания Блока: «Большевики не мешают писать стихи, но они мешают чувствовать себя мастером… Мастер тот, кто ощущает стержень всего своего творчества и держит ритм в себе» (см. тезис I.II.6). Получается, что Барков не владеет предметом, который попытался сделать своей второй древнейшей профессией.