Прогулки с Барковым или путешествие с дилетантом, «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение Опции

[tsa]

Уважаемые форумчане!

Приглашаю принять участие в обсуждении моей новой книги "«Мастер и Маргарита»: прогулки с Барковым или путешествие с дилетантом", посвященной подробному разбору книги Альфреда Баркова "Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение ".

Для удобства полемики, рубрикация основных разделов моей работы совпадает с рубрикацией работы Баркова. В каждом разделе его труда мною выделены и рассмотрены все основные, существенные для его выводов тезисные цитаты, критике и разбору которых и посвящена моя книга.

Напоминаю, что данная тема открыта для обсуждения моей книги и книги Альфреда Баркова. Лучшим ответом мне и лучшей защитой теории основоположника альтернативного прочтения будут не славословия в адрес Баркова и не поливание меня бранью, а доказательное опровержение основных положений моей книги.

При обсуждении прошу указывать соответствующий номер тезиса или раздела, это упростит чтение темы в дальнейшем. Так же прошу, обязательно указывать источники, на основании которых опровергается мое мнение.

С уважением
Сергей Цыбульник (tsa)

[tsa]

I.IV.2. <…> при чтении этого и других пассажей о Маргарите обращает на себя внимание откровенно пародийный, комический стиль повествования, явное присутствие авторской иронии. Причем "правдивый повествователь", от имени которого ведется повествование, не является откровенно комическим лицом, каким был бы рассказчик в манере Щедрина; нет, он в традициях гоголевских повествователей разыгрывает роль простачка и в простодушной манере чрезмерно расхваливает свою героиню. И в этом наигранно наивном рассказе как бы помимо воли "правдивого повествователя, но постороннего человека" вдруг проскальзывает "момент истины". Давайте присмотримся повнимательнее, как это делается.

Художественный стиль начала второй части характеризует пустоту жизни Маргариты до встречи с Мастером. Напомню булгаковскую характеристику Маргариты:
«Она была красива и умна. К этому надо добавить ещё одно – с уверенностью можно сказать, что многие женщины всё, что угодно, отдали бы за то, чтобы променять свою жизнь на жизнь Маргариты Николаевны. Бездетная тридцатилетняя Маргарита была женою очень крупного специалиста, к тому же сделавшего важнейшее открытие государственного значения. Муж её был молод, красив, добр, честен и обожал свою жену
Маргарита Николаевна не нуждалась в деньгах. Маргарита Николаевна могла купить всё, что ей понравится. Среди знакомых её мужа попадались интересные люди. Маргарита Николаевна никогда не прикасалась к примусу. Маргарита Николаевна не знала ужасов житья в совместной квартире. Словом… она была счастлива?…»[1]

Этот риторический вопрос, для Баркова видимо, лишён всякого смысла, как и ответ на него: «Ни одной минуты! С тех пор, как девятнадцатилетней она вышла замуж и попала в особняк, она не знала счастья ей нужен был он, мастер, а вовсе не готический особняк, и не отдельный сад, и не деньги. Она любила его, она говорила правду»[2].

Неужели так тяжело понять, как задыхалась Маргарита от пустоты ее жизни в удушающей для нее атмосфере мещанского «счастья»? Нормальному человеку при чтении этих строк, становится как-то не по себе от такой привольной жизни. Вот уж поистине «адское место для живого человека!»[3] Поэтому дальнейшие события романа воспринимаются им как логическое продолжение этого «счастья»: «На вырванном из блокнота листе она без помарок быстро и крупно карандашом написала записку: «Прости меня и как можно скорее забудь. Я тебя покидаю навек. Не ищи меня, это бесполезно. Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня. Мне пора. Прощай. Маргарита»»;
«Маргарита обернулась, чтобы последний раз глянуть на особняк, где так долго она мучилась <…>»[4].

С описанием Маргариты Булгаковым перекликается жизнь ее реального прототипа, – Елены Сергеевны Булгаковой: «И, знаете, что меня поразило, что я, молодая и, казалось бы, счастливая женщина, писала Оле в Америку, где она тогда (в 1922-23 году) была с МХАТом: ты знаешь, Оленька, я не могу объяснить, почему, но я очень тоскую, ведь я люблю Женю (отца), ведь я обожаю малыша (Женичку), но в душе все время тоска, я не вижу смысла в моей жизни, мне недостает чего-то. Надо наверно чем-то другим заполнить ее. Откуда были эти мысли? И чувства? И, читая их, я понимала, почему у меня была тогда такая смелость, такая решительность, что я порвала всю эту налаженную, внешне такую беспечную, счастливую жизнь, и ушла к Михаилу Афанасьевичу на бедность, на риск, на неизвестность»[5].

I.IV.3. Начать хотя бы с того, с чего начал сам Булгаков – с первых строк 19-й главы, где в фабулу романа впервые вводится образ Маргариты: "За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!" Выделенные здесь слова были продиктованы, по данным М. О. Чудаковой, смертельно больным писателем в январе 1940 года Елене Сергеевне. Вряд ли у кого-то возникнут сомнения, что такая доработка велась явно в направлении придания этой части романа еще более подчеркнутой ироничности – здесь ирония явно присутствует и в наигранной патетике, и в подборе лексики, не говоря уже о совершенно невероятном нагромождении эпитетов "настоящей, верной, вечной" любви.

Напомню слова Паустовского – «Поэзия обладает одним удивительным свойством. Она возвращает слову его первоначальную девственную свежесть. Самые стертые, до конца "выговоренные" нами слова, начисто потерявшие для нас образные качества, живущие только как словесная скорлупа, в поэзии начинают сверкать, звенеть, благоухать!»[6] Именно высокая поэтичность этих строк придает им первоначальную, незатертую свежесть. Я помню моё первое, еще юношеское впечатление от романа. На всю жизнь врезались мне тогда в память три места: выход Пилата в плаще с кровавым подбоем, цитируемое Барковым начало второй части и монолог «смертельно» раненого Бегемота. Именно эти места я цитировал друзьям. Их стиль различен – в романе действительно смешаны художественные стили – но каждый раз это смешение вполне оправдано высокой художественной целью, поставленной перед собой автором. На мой взгляд, цитируемые Барковым слова возвышенны, прекрасны и романтичны. Напомню мнение о них профессионального текстолога и литературоведа Лидии Яновской: «Часть вторая начинается взволнованно и романтично» (см. тезис I.IV.1).

[1] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 543.

[2] Там же, с. 543.

[3] Там же, с. 544.

[4] Там же, с. 557, 560.

[5] Дневник Елены Булгаковой. Письмо к А. С. Нюренбергу от 27 октября 1968 г. / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 331.

[6] Паустовский К. Г. Золотая роза: Психология творчества. – М.: Педагогика, 1991, с. 212.