Автобиографичность "Мастера и Маргариты" Опции

[scorrevole]

Друзья! Меня заинтересовал такой вопрос: много ли автобиографичного в "Мастере и Маргарите"? Имеются ввиду, конечно, не конкретные события жизни Булгакова, а насколько много он вложил в МиМ собственного восприятия мира. Насколько его герои похожи на него самого?

[tsa]

Друзья! Меня заинтересовал такой вопрос: много ли автобиографичного в "Мастере и Маргарите"? Имеются ввиду, конечно, не конкретные события жизни Булгакова, а насколько много он вложил в МиМ собственного восприятия мира. Насколько его герои похожи на него самого?

С глубоким прискорбием вижу, что содержание дискуссий форума пока не улучшилось в лучшую сторону, как было обещано... Будем надеяться, что с набором критической массы пользователей процесс пойдет в лучшую сторону.

А что касается автобиографичности позвольте, не претендуя на оригинальность, процитировать кусочек моей собственной книги, ибо не иметь ее в наше время уже просто неприлично :

Известно, что Булгакова называла Мастером его собственная жена, видимо по той же причине, что и Маргарита в романе, – в литературной жизни он все делал «первоклассно» [Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 606]. Мастером называл Булгакова и первый американский посол в СССР Вильям Буллит [Дневник Елены Булгаковой, запись от 21.02.1936 / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 114]: «Буллит необычайно хвалебно говорил о пьесе, о М. А. вообще, называл его мастером». С Мастером отождествлял Булгакова и его ближайший друг и биограф П. С. Попов [Письмо П. С. Попова к Е. С. Булгаковой от 27.12.1940 // Весь Булгаков в воспоминаниях и фотографиях / Сост.: Л. В. Губианури и др. – К.: Мистецтво, 2006, с. 232]: «<…> Маргарита Николаевна – это вы и самого себя Миша ввел».
Сам Булгаков называл «мастером» своего Мольера [Булгаков М. А. Жизнь господина де Мольера. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 9, 97, 173, 175, 176], самого близкого и автобиографичного его героя: «Недавно бесстрастный компьютер сопоставил всех персонажей Булгакова, и выяснилась удивительная вещь: самым близким автору, самым автобиографическим героем оказался не Мастер и не Алексей Турбин, а французский придворный комедиограф XVII столетия Жан Батист де Мольер» [Сахаров В. Прощание с алтарем Диониса. М. А. Булгаков в театре и о театре. – http://bulgakov.km.ru/teatr/dionis.htm].
Сходились Мастер и Булгаков и в любви к истории. Как отмечает Л. Яновская [Яновская Л. Комментарии к дневнику Елены Булгаковой // Дневник Елены Булгаковой / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 366]: «Его всегда интересовала история. Об этом говорят сюжеты его произведений о Мольере и Пушкине. Сюжеты его оперных либретто «Минин и Пожарский», «Петр Великий», «Черное море». Работая над «Бегом», расстилал перед собою подлинные карты боев в Крыму и Таврии. Даже над «Белой гвардией», таким личным, так мало удаленным во времени от событий романом, работал как историк: безусловно изучая документы эпохи. Его герой – Мастер – историк».
История настолько интересовала Булгакова, что он даже хотел написать учебник по истории СССР [Дневник Елены Булгаковой, записи от 04-05.03.1936 / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 116]:
«Сегодня в газете объявлен конкурс на учебник по истории СССР. М. А. сказал, что он хочет писать учебник – надо приготовить материалы, учебники, атласы»;
«М. А. начал работу над учебником».
Осколки жизни Булгакова рассыпаны в биографии Мастера. Это и поразившая их с Еленой Сергеевной как молния, как финский нож любовь; и символ этой любви – хранимая Маргаритой засохшая роза, прообразом которой послужила реальная засохшая роза, вложенная Булгаковым в письмо (Булгаков имел обыкновение постоянно вкладывать «лепестки красных роз» в письма к Елене Сергеевне [Мягков Б. С., Соколов Б. В. Комментарии к повести «Тайному другу» // Булгаков М. А. Чаша жизни: повести, рассказы, пьеса, очерки, фельетоны, письма. – М.: Сов. Россия, 1988, с. 578)]) к Елене Сергеевне, когда она была еще замужем, – «Получала письма от Миши, в одном была засохшая роза <…>» [Воспоминания Е. С. Булгаковой: [Булгаков М. А. Дневник. Письма. 1914-1940. – М.: Совр. писатель, 1997, с. 236]; и «то единственно ценное, что имела в жизни» Маргарита, – «старый альбом коричневой кожи, в котором была фотографическая карточка мастера» [Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 546], – «Фотографической карточкой, хранимой далеко от чужих глаз, стал для нее <Е. С. Булгаковой – С. Ц.> снимок, некогда вклеенный в томик «Белой гвардии», – навсегда с особой нежностью любимый ею его фотопортрет» [Яновская Л. Елена Булгакова, ее дневники, ее воспоминания // Дневник Елены Булгаковой / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 23]; и ведьмовство Елены Сергеевны: «<…> Вы ведьма! Присушила меня!» [Дневник Елены Булгаковой. Письмо А. С. Нюренбергу от 13 февраля 1961 г. / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 327]; «Вы думаешь, что Вы ведьма?» – дразнил я ее. «Не ведьма, а колдунья и Маргарита», – строго говорила она» [Ермолинский С. А. О времени, о Булгакове и о себе. – М.: Аграф, 2002, с. 203]; и ее необыкновенная любовь к древним главам романа [Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. – М.: Книга, 1988, с. 449]: «люблю их бесконечно», «древние главы, которые я безумно люблю»; и сшитая ею Булгакову «черная шапочка Мастера» [«<…> жена сшила ему черную шапочку – как у его героя» (Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. – М.: Книга, 1988, с. 478)]; и душевная болезнь Мастера, мучавшая самого Булгакова, и затравленность их обоих литературными критиками, и стремление увидеть заграницу, описанное в черновиках романа. Именно глазами своего героя [Булгаков М. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. Мастер и Маргарита: Черновые редакции. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2004, с. 258]: «Я никогда ничего не видел. Я провел свою жизнь заключенным. Я слеп и нищ», – смотрит Булгаков в редакции 1934 г. на залитый огнями «гигантский город», над которым снижается кавалькада в последнем полете (одним этим эпизодом опровергаются все натужные построения Баркова, что Мастер это Горький, так как, в отличие от Булгакова, Горький значительную часть жизни провел за границей и к нему никак не могут быть отнесены слова: «Я никогда ничего не видел. Я провел свою жизнь заключенным. Я слеп и нищ»), по прямым, «как стрелы», линиям бульваров которого безошибочно угадывается Париж («<…> Воланд остановился над гигантским городом. <…> в ослепительном освещении и белых, и синеватых и красных огней потекли во всех направлениях черные лакированные крыши, и засветились прямые, как стрелы, бульвары» [Булгаков М. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. Мастер и Маргарита: Черновые редакции. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2004, с. 259]), в который он так стремился попасть («Я исступленно хочу видеть хоть на краткий срок иные страны. Я встаю с этой мыслью и с нею засыпаю» [Письмо к В. В. Вересаеву от 22.07.1931, приписка от 26.07.1931 // Булгаков М. А. Дневник. Письма. 1914-1940. – М.: Совр. писатель, 1997, с. 251]), и в поездке в который ему так безобразно, так оскорбительно, предварительно обнадежив, отказали в том же 1934 году. С этими словами героя прямо перекликаются слова Булгакова, приведенные в дневнике Елены Сергеевны [Дневник Елены Булгаковой, запись от 12.02.1937 / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 129]: «Я узник… меня никогда не выпустят отсюда… Я никогда не увижу света». На черновых страницах романа отражено и чтение его Булгаковым своим знакомым, – Мастер признается Ивану, что «<…> пробовал он его читать кое-кому, но его и половины не понимают» [Булгаков М. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. Мастер и Маргарита: Черновые редакции. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2004, с. 296].
Вместе с тем, настоящий писатель никогда не переплавляет в горниле романа только свою собственную судьбу, и в образе Мастера реальные черты Булгакова соединились с другими прототипами и художественным вымыслом автора. В более поздних редакциях автор даже убрал из образа Мастера некоторые, слишком личные черты своей биографии, так как это уводило сюжет в сторону от основной линии. В частности смягчил он и страсть Мастера увидеть иные страны. Осколок ее отразился в разговоре Мастера с Иваном [Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 477]: «Я вот, например, хотел объехать весь земной шар. Ну, что же, оказывается, это не суждено. Я вижу только незначительный кусок этого шара. Думаю, что это не самое лучшее, что есть на нем, но, повторяю, это не так уж худо».
Так что, конечно, Мастер это не Булгаков. И, тем не менее, справедливо обратное: Булгаков, это Мастер, ибо и жизнь его, и любовь как нигде отразились в зеркале его закатного романа.

[scorrevole]

Так что, конечно, Мастер это не Булгаков. И, тем не менее, справедливо обратное: Булгаков, это Мастер, ибо и жизнь его, и любовь как нигде отразились в зеркале его закатного романа.

Отлично сказано!
А вот Воланд, на мой взгляд, это собирательный образ Зла, которое мешало Булгакову творить, жить и быть счастливым. И прежде всего, это аппарат власти. Хотя, кто знает, может, он имел ввиду кого-то конкретного? Я запамятовала, что в романе говорится о внешности Воланда?

[tsa]

А вот Воланд, на мой взгляд, это собирательный образ Зла, которое мешало Булгакову творить, жить и быть счастливым. И прежде всего, это аппарат власти. Хотя, кто знает, может, он имел ввиду кого-то конкретного? Я запамятовала, что в романе говорится о внешности Воланда?

Письма писателя дают достаточно оснований, чтобы судить о его истинном отношении к Воланду и его свите. В 1938 г., во время завершения перепечатки текста романа Булгаков живет и мыслит только образами своих героев, и нет ни малейшего ощущения, что они ему неприятны. Например, когда возникла угроза остановки переписки романа со стороны Немировича, отвлекающего Ольгу Бокшанскую от работы в Барвиху, Булгаков в письме жене восклицает [Письмо к Е. С. Булгаковой от 02.06.1938 // Булгаков М. А. Дневник. Письма. 1914-1940. – М.: Совр. писатель, 1997, с. 467]: «Хорошо бы было, если бы Воланд залетел в Барвиху! Увы, это бывает только в романе!» Думаю, с такой же охотой он бы отправил Воланда в современную Москву для встречи с Кураевым… Не менее выразительны и другие его пассажи [Там же, с. 469, 476, 491]: «Это Коровьев или кот подшутили над тобой. Это регентовская работа!»; «Пусть Азазелло с S. обедает!»; «Сознайся, что ты поручила составление телеграммы Коту Бегемоту!»
Примечание: S. («Sister»), – раздражавшая Булгакова переписчица О. С. Бокшанская, сестра Елены Сергеевны.