Чёрный маг. Рукопись., Комментарии. Опции

[ержан урманбаев]

РАЗГОВОР ПО ДУШАМ


- Значит, гражданин Поротый

(очевидно, что такой звучной фамилией автор наделяет своего героя ради возникновения подсознательного отрицательного отношения к портрету прогнутого послушного раба, на ком советская власть периодически отводит свою злость),

две тысячи рублей вы уплатили гражданину Иванову за дом в Серпухове?

(речь идёт о каких-то запрещённых операциях с недвижимостью, которые без всякого страха признаёт гражданин Поротый, предпочитая уголовное обвинение политическому, к которым относились валютные махинации)

- Да, так. Так точно, - уплатил я. Только при этом клятвенно говорю, не
получал я от Воланда никаких денег! - ответил Поротый

(повторением одних и тех же фраз вставляет в следственный протокол, который естественно заполняется при допросе, Поротый свой отказ давать показания против Воланда, ведь по статье уголовного кодекса взяткодатель несёт ту же ответственность, что и взяточник).

Впрочем, вряд ли в отвечавшем можно было признать председателя. Сидел
скуластый исхудавший совсем другой человек, и жиденькие волосы до того
перепутались и слиплись у него на голове, что казались кудрявыми

(описание внешности должно иллюстрировать читателю, что председатель был подвергнут в заключении истязаниям, ради получения от него «нужных» показаний).

Взгляд был тверд

(последняя фраза – это авторская неприметная демонстрация несломленного духа мужественного человека).

- Так. Откуда же взялись у вас пять тысяч рублей? Из каких же уплатили?
Из собственных?
- Собственные мои, колдовские

(«колдовскими» он называет деньги, добытые нечестивым путём, например, воровством, взяткой),

- ответил Поротый, твердо глядя

(автор повторяет и тем самым подчёркивает твёрдость духа и обдуманность действий).

- Так. А куда же вы дели полученные от Воланда въездные?
- Не получал, - одним дыханием сказал Поротый.
- Это ваша подпись? - спросил человек у Поротого, указывая на подпись на контракте, где было написано: "5 тысяч рублей согласно контракту от гр. Воланда принял"

(возможно, идея сфальсифицированной подписи под контрактом показалась автору натянутой, да и смысла в отрицании очевидного мало, поэтому позже в романе она никак не использовалась).

- Моя. Только я не писал.
- Гм. Значит, она подложная?
- Подложная бесовская

(«бесовская» значит сфабрикованная чекистами).

- Так. А граждане Корольков и Петров видели, как вы получили. Они лгут?
- Лгут. Наваждение

(поклёп друг на друга при советской власти очень распространённое явление, особенно при допросах с пристрастием).

- Так. И члены правления лгут? И общее собрание?
- Так точно, лгут. Им нечистый глаза отвел. А общего собрания не было

(последнее утверждение говорит о том, что для такого рода фальшивки, чекистам надо собирать свидетельские показания со всех жителей, так как если бы собрание было, то были бы соответствующие документы).

- Ага. Значит, не было денег за квартиру?
- Не было.
- Были ваши собственные. Откуда они у вас? Такая большая сумма?
- Зародились под подушкой

(из-за нежелания втягивать в преступление других людей, Поротый изображает неграмотного суеверного человека).

- Предупреждаю вас, гражданин Поротый, что, разговаривая таким нелепым
образом, вы сильно ухудшаете ваше положение.
- Ничего. Я пострадать хочу

(страдать по уголовной статье легче, чем по политической, да и «валять дурака» безопасней, чем умничать).

- Вы и пострадаете. Вы меня время заставляете зря терять. Вы взятки
брали?
- Брал.
- Из взяток составились пять тысяч?
- Какое там. По мелочам брал. Все прожито.
- Так. Правду говорите?
- Христом Богом клянусь. - Что это вы, партийный, а все время Бога упоминаете? Веруете?
- Какой я партийный. Так...
- Зачем же вступили в партию?
- Из корыстолюбия

(большинство советских обывателей вступали в партию по этой причине, поэтому для следователя это совершенно обыденный факт, но который влечёт последствия для тех, кто принимал его в ряды ВКП(б), а это событие записанное в протокол может привести к конфликту с влиятельными людьми своими соратниками).

- Вот теперь вы откровенно говорите.
- А в Бога Господа верую, - вдруг сказал Поротый, - верую с сего десятого июня и во диавола

(снова типичное для российского человека утверждение, за наличие веры в бога и в нечисть и сегодня можно судить всех людей).

- Дело ваше. Ну-с, итак, согласны признать, что из пяти тысяч,
полученных вами за квартиру, две вы присвоили?
- Согласен, что присвоил две. Только за квартиру ничего не получал. А
подпись вам тоже мерещится

(скорее всего в уголовной статье о взяточничестве существовала градация, по которой сумма до 2 000 рублей считалась мелкой, а свыше - крупной, что рассматривалось, как отягчающее обстоятельство).

Следователь рассмеялся и головой покачал.
- Мне? Нет, не мерещится.
- Вы, товарищ следователь, поймите, - вдруг сказал проникновенно
Поротый, - что я за то только и страдаю, что бес подкинул мне деньги, а я
соблазнился, думал на старость угол себе в Серпухове обеспечить. Мне бы
сообразить, что деньги под подушкой...

(о подброшенных деньгах говорит Поротый, указывая на рядовых сотрудников милиции, как стрелочников, подобная практика применялась тогда повсеместно и не считалась чем-то из ряда вон выходящим)

Только я власть предупреждаю, что у меня во вверенном мне доме нечистая сила появилась

(эта двусмысленность будет позже исключена автором, потому что председатель знает точно, что за нечистая сила и когда появилась в его доме, зачем ему на неё жаловаться, в романе он даёт понять Коровьёву, что его дальнейшие показания потянут обвинения уже самому Фаготу в хищении денег у Воланда и организации преступного действа против власти).

Ремонт в Советской России в день сделать нельзя, хоть это примите во внимание

(эта ироническая фраза тоже будет опущена авторам, как слишком прямая и очевидная).

- Оригинальный вы человек, Поротый. Только опять-таки предупреждаю,
что, если вы при помощи этих глупых фокусов думаете выскочить, жестоко
ошибаетесь

(отлично понимает следователь игру председателя, называя их фокусами, хотя уж кому, как не ему знать, кто в этой истории истинный фокусник).

Как раз наоборот выйдет

(намёк на то, с кем разыгрывает свою партию Поротый).

- Полон я скверны был, - мечтательно заговорил Поротый, строго и гордо,
- людей и Бога обманывал, но с ложью не дорогами ходишь, а потом и
споткнешься. В тюрьму сяду с фактическим наслаждением

(терять председателю нечего, и сидеть по уголовной статье за спекуляцию для него предел мечтаний).

- Сядете. Нельзя на общественные деньги дома в Серпухове покупать.
Кстати, адрес продавца скажите.
- В 3-й Мещанской, купца Ватрушкина бывший дом

(1-ая Мещанская – это проспект Мира, 2-ая – улица Гиляровского, 3-ья – Щепкина, быть может, по этому адресу было расположено какое-то общежитие или государственное общественное учреждение?).

- Так. Прочтите, подпишите. Только на суде потом не извольте говорить,
что подпись бесовская и что вы не подписывали.
- Зачем же, - кротко отозвался Поротый, овладевая ручкой, - тут уж дело
чистое, - он перекрестился, - с крестом подпишем

(то есть Поротый себя чётко отделяет от большевистской нечисти, накладывая на себя крёстное знамение).

- Штукарь вы, Поротый

(для следователя абсолютно понятен лукавый образ Поротого).

Да вы прочтите, что подписываете. Так ли я записал ваши показания?

(по тексту диалога читателю должно быть очевидно видно, что председатель следил за каждой буквой, вносимой следователем в протокол)

- Зачем же. Не обидите погибшего

(как бы с искренним доверием, незаметно вставляет он жалобное слово с просьбой о милости, намекая на способность рядового чекиста воскрешать из мёртвых).

[ержан урманбаев]

РОБИНСКИЙ СОЛГАЛ...


Робинский солгал, что он едет в Исналитуч

(многократное повторение этого выдуманного слова говорит за то, что автору оно нравилось).

То есть поехать-то туда он поехал, но не сразу. Выйдя на Триумфальную, он нанял таксомотор и отправился совсем не туда, где помещался Исналитуч, а приехал в громадный солнечный двор, пересек его, полюбовавшись на стаю кур, клевавших что-то в выгоревшей траве, и явился в беленькое низенькое здание. Там он увидел два окошечка и возле правого небольшую очередь. В очереди стояли две печальнейших дамы в черном трауре, обливаясь время от времени слезами, и четверо смуглейших людей в черных шапочках. Все они держали в руках кипы каких-то документов

(эти люди оформляют документы, чтобы выехать за границу ради какого-то траурного похоронного мероприятия).

Робинский подошел к столику, купил за какую-то мелочь анкетный лист и все графы заполнил быстро и аккуратно. Затем спрятал лист в портфель и мимо очереди, прежде чем она успела ахнуть, влез в дверь. "Какая нагл..." - только и успела шепнуть дама. Сидевший в комнате, напоминающей келью, хотел было принять Робинского неласково, но вгляделся в него и выразил на своем лице улыбку. Оказалось, что сидевший учился в одном городе и в одной гимназии с Робинским

(очевидно, что вход без очереди и ускоренная процедура подготовки документов обеспечивает ему близкое знакомство с сотрудником организации; в СССР всегда наличие, так называемого, блата было важным составляющим привилегированного класса, то есть номенклатуры).

Порхнули одно или два воспоминания золотого детства. Затем Робинский изложил свою докуку - ему нужно ехать в Берлин, и весьма срочно

(в романе желание эмигрировать за границу автор скроет под безобидным желанием ехать в Кисловодск и к морю на курорт).

Причина - заболел нежно любимый и престарелый дядя. Робинский хочет поспеть на Курфюрстендамм закрыть дяде глаза. Сидящий за столом почесал затылок. Очень трудно выдают разрешения. Робинский прижал портфель к груди. Его могут не выпустить? Его? Робинского? Лояльнейшего и преданнейшего человека? Человека, сгорающего на советской работе?

(этот ироничный спич Робинского говорили в органах практически все покидавшие СССР на любой срок люди)

Нет! Он просто-напросто желал бы повидать того, у кого хватит духу Робинскому отказать...
Сидевший за столом был тронут. Заявив, что он вполне сочувствует Робинскому, присовокупил, что он есть лишь лицо исполнительное. Две фотографические карточки? Вот они, пожалуйста. Справку из домкома? Вот она. Удостоверение от фининспектора? Пожалуйста

(сам факт того, что все необходимые документы оказались у него под рукой объясняется тем, что он давно ищет повода покинуть СССР).

- Друг, - нежно шепнул Робинский, склоняясь к сидевшему, - ответик мне
завтра.
Друг выпучил глаза.
- Однако!.. - сказал он и улыбнулся растерянно и восхищенно, - раньше недели случая не было...
- Дружок, - шепнул Робинский, - я понимаю. Для какого-нибудь подозрительного человека, о котором нужно справки собирать. Но для меня?..
Через минуту Робинский, серьезный и деловой, вышел из комнаты. В самом конце очереди, за человеком в красной феске с кипой бумаг в руках, стоял... Благовест

(понятно, что автор появлением второго руководителя Театра Варьете усиливает стремление интеллигентных людей быстрее покинуть пределы СССР).

Молчание длилось секунд десять.