Прогулки с Барковым или путешествие с дилетантом, «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение Опции

[tsa]

Не нужно оправдывать Мастера, доказывая, что он, дескать, вёл себя примернее, чем Мандельштам. Мастер - персонаж романа, а Мандельштам - живой человек. Мастер и Маргарита жили в вымышленном мире, а не в реальной Стране Советов в эпоху сталинских репрессий.

Слегка перефразируя Воланда, скажу, что воля Ваша, но что‑то Вы нескладное придумали! Ведь получается, что литературных героев вообще сравнивать не с кем! С живыми людьми низзя, ибо те настоящие, живут в настоящей суровой жизни, а эти, понимаешь, выдуманные. Но по этой же логике и подавно нельзя сравнивать литературных героев и между собой, ибо их характеры не самоценны, а созданы выдумавшими их авторами. Значит литературные герои только послушные марионетки в ловких руках авторов.

Если бы я разделял эту Вашу точку зрения, я бы и книги то читать перестал бы. Но мне ближе позиция Толстого и Блока, говоривших, что поступки их героев и обстоятельства действия иногда удивляют их самих и неожиданны для них. Поэтому для меня Мастер и Маргарита, Воланд и его свита, Пилат и Иешуа более живы. чем многие из ныне живущих. И жизнь им суждена воистину вечная, чего мы грешные вряд ли сподобимся... Впрочем, да будет дано каждому по его вере.

[Синицын]

Не согласен. Неужели «живых» героев мы должны судить сравнивая только с «живыми», а «книжных» только с «книжными»? Где же тогда пересечение, общая точка литературы, как отражения живого мира и самого мира? Да и по этой логике всегда можно отмести любое сравнение, отказать в подвиге любому человеку и оправдать любую его подлость, говоря, что он жил в определенную эпоху и в определенных условиях.

Меня не устраивает данное конкретное сравнение, а точнее, его направленность. Живых людей, пострадавших от рук товарищей из НКВД, было великое множество, материал для сопоставлений обширнейший. А Вы выбираете из всех великого поэта и обращаете внимание в первую очередь на компрометирующие материалы. Чего ради, спрашивается? Аргументацию это не усилит.

Мастер и Маргарита жили не в вымышленном мире, а именно в том самом, в котором жил и Булгаков. Вся его вымышленность в том, что это один из параллельных миров, разнящийся в мелких деталях, но совпадающий в главном, передающем дух эпохи.

Не только в мелких деталях, но и в крупных (вроде деятельности Воланда). Для сопоставления эти детали очень важны. В реальном мире остался бы протокол допроса Мастера и свидетельства о его героическом (или не вполне героическом) поведении в застенках наркомата. В булгаковском мире рукописи не горят, зато всякие лишние бумажки изчезают бесследно по мановению лапы Кота Бегемота. Если бы Мандельштам был книжным героем, Вы бы могли и не узнать о его неблаговидных поступках.

Рад буду получить ссылку на эти книги. Думаю, что после физических пыток Мандельштам вел бы себя иначе. Подчеркиваю, что под физическими пытками я здесь понимаю именно пытки и избиения, а не яркую не выключающуюся лампу, громкую музыку и плохую или соленую еду.

Избиений действительно не было, во всяком случае, в первый арест.

Кому незаметны, кому заметны. А откуда знаю – читаю между строк.

Покажите, как Вы прочитали между строк, что Мастера не пытали, и что он никого на допросах не называл.

Во-первых, при чем здесь пересыльный лагерь?

При том, что Вы сравниваете поведение Мастера в больнице и Мандельштама в лагере (незачем было цепляться за жизнь, опасаясь яда!), хотя условия жизни были, мягко говоря, различны.

Во-первых, Булгаков не писал против власти того, что написал Мандельштам. Поэтому его поведение совершенно естественно и ничего недостойного в нем нет. По убеждениям он был монархист и воспринимал Сталина именно как монарха. Так почему же ему было не желать, чтобы к нему относились как к Мольеру?

Потому, что и без него хватало литераторов, находившхся на содержании у власти.

Мандельштам ВЕЛИКИЙ ПОЭТ, но как человек, в отличие от Булгакова, мелковат. Что Вас здесь смущает?

Оставьте такие оценки жёлтой прессе и филологам-недоучкам, гоняющимся за сенсациями. Почему бы не вспомнить, как в 1918-м (а потом и 20-х) Мандельштам спасал от расстрела людей, и ему приходилось обращаться лично к Дзержинскому?

[tsa]

Меня не устраивает данное конкретное сравнение, а точнее, его направленность. Живых людей, пострадавших от рук товарищей из НКВД, было великое множество, материал для сопоставлений обширнейший. А Вы выбираете из всех великого поэта и обращаете внимание в первую очередь на компрометирующие материалы. Чего ради, спрашивается? Аргументацию это не усилит.

Никакой направленности у меня и в помине нет. Я никого не выбирал и на компрометирующие материалы специально не целился. Коль скоро Барков в качестве примеров приводит Бунина, Вересаева, Мережковского, Мандельштама и др., то и я рассматриваю эти же фигуры, сравнивая их поведение и объектов критики Баркова. А как иначе?!!

И на счет усиления аргументации Вы совершенно не правы. Именно, что усиливает, ибо я показываю, что все сравнения и выводы Баркова некорректны, а не просто противопоставляю ему свое личное мнение.

Не только в мелких деталях, но и в крупных (вроде деятельности Воланда). Для сопоставления эти детали очень важны.

Нисколько, ибо Мастер встретился с Воландом только в конце сюжета и его характер проявлен вне связи с визитом Сатаны. Для анализа характера Маргариты этот визит важен, но ведь мы говорим не о ней.

В реальном мире остался бы протокол допроса Мастера и свидетельства о его героическом (или не вполне героическом) поведении в застенках наркомата. В булгаковском мире рукописи не горят, зато всякие лишние бумажки изчезают бесследно по мановению лапы Кота Бегемота. Если бы Мандельштам был книжным героем, Вы бы могли и не узнать о его неблаговидных поступках.

Во-первых, я против квалификации поведения Мандельштама как неблаговидного. На такую оценку может иметь право только его современник, которого эти события затронули. Неизвестно хватило бы у нас силы духа вынести подобные испытания. Мы можем только надеяться на это, но знать наверняка не можем.

И разве неспособность противостоять адской репрессивной машине может быть неблаговидна? У каждого своя скорость реакции в понимании провокационных вопросов и свой предел прочности (вспомните Груздева в «Месте встречи»). Опытному следователю несложно запутать человека на допросе. Мне неизвестны неблаговидные поступки Мандельштама. Он сам вправе судить себя, но у нас такого права нет и в судьи тут не годится ни грешный, ни безгрешный.

Во-вторых, именно о книжных героях как раз все и понятно, в отличие от живых, ибо автор всегда выразит свою их оценку тем или иным способом, а в реальном мире так называемые документы фабрикуются с двух сторон. В данном случае как со стороны НКВД, так и Н. Я. Мандельштам. У многих современников мнение о ее мемуарах резко отрицательное.

Покажите, как Вы прочитали между строк, что Мастера не пытали, и что он никого на допросах не называл.

Об этом говорит, прежде всего, внутренне достоинство Мастера. Ему нечего стыдиться и он не стыдится своего поведения. Об этом говорит и уважительное отношение к нему Воланда и его свиты, которым по определению все известно.

А вот Мандельштам стыдился своего поведения и раскаивался в нем. Во втором стихотворении, посвященном Марии Петровых он написал – «Ну, а мне за тебя черной свечкой гореть, Черной свечкой гореть да молиться не сметь»[1]. А в письме другу Сергею Рудакову пишет – «Делать то, что дают, – не могу (…) Я трижды наблудил: написал подхалимские стихи (…) бодрые, мутные и пустые… <…> Я гадок себе»»[2].
_____________________________________________________
[1] Геворкян Т. «Несколько холодных великолепий о Москве». Марина Цветаева и Осип Мандельштам. – http://www.ipmce.su/~tsvet/WIN/about/gevorkyan00.html
[2] Нехамкин С. Пусти меня, отдай меня, Воронеж… // Известия. – 2004. – 25 июня. – http://www.inauka.ru/philology/article47695.html

При том, что Вы сравниваете поведение Мастера в больнице и Мандельштама в лагере (незачем было цепляться за жизнь, опасаясь яда!), хотя условия жизни были, мягко говоря, различны.

Где это я сравнивал поведение Мастера в больнице? Я сравниваю поведение Мастера и Мандельштама именно на допросах. Напоминаю, что Мандельштам сам поспешил выдать на допросе свою любимую. А причина очень проста. – История Мандельштама рвавшегося плюнуть в лицо режиму полностью аналогична истории с известным поэтом Луговским, в предвоенные годы славившим романтику боя и в первые же дни войны направившимся на фронт. Реальные картины войны морально раздавили его, бойца из него не вышло. Слишком велика оказалась разница между иллюзией воображения и реальной силой духа… Храбрость Мандельштама так же была не безумством храброго, а храбростью безумца, соответственным было и его поведение.

Потому, что и без него хватало литераторов, находившхся на содержании у власти.

А при чем здесь денежное содержание? Булгакова волновала, прежде всего, оценка его внутреннего содержания, его мастерства. Он знал себе цену и хотел ее получить. Тут дело в его внутреннем самоуважении. Вот Мандельштаму этого не хватило, отсюда и его поведение. И замечу Вам, что содержат проституток. Если Вы искренне полагаете, что Мольер был «содержанкой» короля, то Вы очень ошибаетесь.

Оставьте такие оценки жёлтой прессе и филологам-недоучкам, гоняющимся за сенсациями.

Вот именно им и оставьте подобные ответы, а я за сенсациями не гоняюсь. Да и никакой сенсации здесь нет. То что талант и человеческие качества могут расходиться на известное расстояние не тайна и наивные попытки рисовать облик гениев белыми красками просто смешны. Лично для меня стихи Мандельштама не стали хуже от того, что его облик для меня приблизился к реальности. Все гении имели те или иные недостатки, ну и бог с ними. Я не гоняюсь за жареными фактами и не жажду покопаться в их грязном белье, но если истина попадается мне на глаза, то я не собираюсь жмуриться. Тем более, что для меня в этих фактах нет грязи. Я не осуждаю Мандельштама. Я воспринимаю его таким, как он есть – великим поэтом со своими человеческими слабостями. А вот люди придерживающиеся Вашей позиции любят приукрашивать жизнь гениев и вымарывать из нее обстоятельства роняющие на них тень, по их разумению. Думаю именно по этой причине из булгаковского архива исчезла тетрадь с планами завершения МиМ. Несомненно ее выкрал какой-то помешанный на религии человек.

Бояться неприглаженных биографий великих личностей не нужно. Конечно дурак, читая их, обрадуется, что гении такие же как он. Но для умного человека это будет только повод задуматься о собственном несовершенстве.

Почему бы не вспомнить, как в 1918-м (а потом и 20-х) Мандельштам спасал от расстрела людей, и ему приходилось обращаться лично к Дзержинскому?

Давайте вспомним, это нетрудно (http://o-e-m.narod.ru/):

«1918. Работает в Комиссии по эвакуации Петрограда. Становится сотрудником газет "Вечерняя звезда" и "Страна". Наездами бывает в Москве, куда окончательно переезжает в июне. Работает в Наркомпросе. Выступает с чтением стихов на вечерах. В мае пишет "Гимн" ("Прославим, братья, сумерки свободы…"). В июне происходит столкновение поэта с Я. Блюмкиным из-за выносимых им в ЧК смертных приговоров заложникам. Мандельштам добивается у Дзержинского освобождения одного из арестованных. Поэту приходится скрываться от преследования Я. Блюмкина. 20 октября в Петрограде встречается с Блоком».

Как видим, спас одного, а не многих. Для меня лично и для оценки благородства поведения Мандельштама в этом деле, это не имеет никакого значения, но лично я всегда предпочитаю точность и документ домыслу. А вот, кстати, и запись Блока о вышеупомянутой встрече – «Вечером почему-то… приходил Мандельштам. Он говорил много декадентских вещей, а в сущности, ему нужно было, чтобы я устроил ему аванс у Горького, чего я сделать не мог»[Блок А. Записные книжки 1901-1920, запись от 20.10.1918. – М.: Худож. лит., 1965, с. 432].

В 1920 никаких случаев спасения не отмечено:
«1920. Живет в Феодосии, выступает с чтением стихов в Феодосийском литературно-артистическом кружке, где знакомится с коммунистами-подпольщиками. В июле происходит разрыв с М. Волошиным. По подозрению в связях с подпольщиками арестован белой контрразведкой. После освобождения Мандельштам уезжает в Батум, где был арестован военными властями. Освобожден стараниями конвойного Чигуа (эпизод описан в очерке "Возвращение"). Читает стихи на вечерах в Батуме и Тифлисе (сентябрь). Возвращается в Петроград, читает стихи на вечерах. Широкий успех у слушателей; признание его стихов Блоком. В конце октября - знакомство с О. Н. Арбениной и цикл обращенных к ней стихотворений (ноябрь-декабрь)»

[tsa]

Предвидя Вашу резко отрицательную реакцию на мои слова об Н. Я. Мандельштам, привожу обширную ссылку на мнение Лидии Чуковской:

«Микроб неряшества вводит Надежда Яковлевна в стих, едва прикасаясь к нему. Ведет, например, она речь о двух стихотворениях Ахматовой, а в доказательство своей мысли цитирует не строки из двух названных, а строки из третьего, непоименованного. Легчайший способ доказывать свою мысль: разбираешь два стихотворения, а цитируешь – третье, воображая при этом, будто опираешься на те два. <…> Такой способ очень удобен для доказательства собственных домыслов, но служит доказательством одного лишь неряшества. А быть может, невежества?

<…> Стихи Анны Ахматовой Надежда Яковлевна, цитируя или пересказывая, искажает постоянно, систематически, иногда – с умыслом.

<…> Сплетни она терпеть не могла, высмеивала их и боялась. Анна Андреевна говаривала, будто ею задуман научный труд под названием «Теория сплетни».

«Вторая книга» Н. Мандельштам дала бы для этого теоретического труда изобилие конкретного материала.

Сплетни бьют из книги фонтаном. <…> Сплетнями кишит каждая страница.

Сплетничание характеризует главным образом зрение самого сплетника – ведь оно есть средство унизить человека: чем ниже, тем сплетнику доступнее, роднее. Способность объяснять всякое человеческое действие мотивами низменными сплетник принимает за особую свою проницательность.

<…> «Вторую книгу» Н. Мандельштам с аппетитом проглотит и переварит Запад, Восток, Юг и Север. Столько сплетен и всё по большей части о знаменитостях! Ее книга всем по плечу, она до краев переполнена клеветами и сплетнями.

Даже похороны Анны Ахматовой Надежда Яковлевна озирает оком опытной сплетницы. Никакого чувства братства, общности, единения в горе с людьми, пришедшими, как и она, поклониться Ахматовой. Одни пересуды. Одна брезгливая наблюдательность.

<…> Отмечаю: на страницах «Второй книги» ни о ком с таким упоением, с таким удовольствием, взахлеб не сплетничает Надежда Яковлевна, как о людях, наиболее близких Анне Андреевне. В особенности о тех из них, кто имел неосторожность приближаться иногда и к остальным членам «тройственного союза»: к О. Мандельштаму и к Надежде Яковлевне. Их свидетельства она стремится заранее отвести.

<…> А ведь было время, когда и сама Надежда Яковлевна усердно «ублажала» Герштейн, в частности, с помощью приветливых, дружеских и признательных писем <…>

Примечательны даты дружеских писем Н. Мандельштам к Э. Герштейн: 1940 – 1944. Годы, уже после «экзаменационных» для друзей Надежды Яковлевны лет: как повели себя друзья после ареста и гибели Мандельштама? Во «Второй книге» Надежда Яковлевна утверждает, будто друзья ее и Осипа Эмильевича – в частности Э. Герштейн и Н. Харджиев, – после того как Мандельштам оказался в лагере и погиб, от его жены отвернулись. Если было бы это не ложью, а правдой, чем же объяснить продолжающуюся в военные годы приязнь Надежды Яковлевны к Герштейн, к Харджиеву?..

Принимая предупредительные меры против возможных будущих мемуаров, заботливо клевеща на будущих авторов, не церемонится Надежда Яковлевна и с теми мемуарами, которые уже напечатаны. Всё, например, решительно всё, что написано о Мандельштаме у нас и за границей (разумеется, кроме произведений самой Надежды Яковлевны), она объявляет брехней. Зловредной или добродушной. Подразделения такие: 1) брехня зловредная; 2) брехня добродушная; 3) брехня наивно-глупая; 4) смешанная глупо-поганая; 5) лефовская; 6) редакторская.

<…> Как выдает себя пишущий в своих писаниях! Низость, не только неспособная понять высоту, но даже в воображении своем не допускающая, что высота – в отношениях между людьми – существует.

Совершенно оплевана Надеждой Яковлевной, как я уже говорила, и женщина, которую Анна Андреевна называла своей дочкой, – режиссер театра Советской Армии, Нина Антоновна Ольшевская (жена В.Е. Ардова), – и тоже по основательной причине: близость к Ахматовой.

<…> Цитировать чужие письма – неприятное занятие. Я сознаю это, но вынуждена прибегнуть к документам, чтобы соскрести с беззащитного человека грязь клеветы. Приведу из письма Надежды Яковлевны к Харджиеву один отрывок.

28 мая 1967 года Надежда Яковлевна Мандельштам, вспоминая о том давнем страшном дне, когда посылка, отправленная ею в лагерь, вернулась с пометкой: «возвращается за смертью адресата», написала Николаю Ивановичу Харджиеву:

«Во всей Москве, а может, во всем мире было только одно место, куда меня пустили. Это была ваша деревянная комната, ваше логово, ваш мрачный уют... Я лежала полумертвая на вашем пружинистом ложе, а вы стояли рядом – толстый, черный, добрый и говорили: – Надя, ешьте, это сосиска... Неужели вы хотите, чтобы я забыла эту сосиску? Эта сосиска, а не что иное, дала мне возможность жить и делать свое дело. Эта сосиска была для меня высшей человеческой ценностью, последней человеческой честью в этом мире. Не это ли наше прошлое? Наше общее прошлое?.. Человек символическое животное, и сосиска для меня символ того, ради чего мы жили».

«Наше общее прошлое» (любовь к Мандельштаму. – Л.Ч.); «вы стояли рядом – толстый, черный, добрый...», «во всей Москве… было только одно место, куда меня пустили»... «Последняя человеческая честь в этом мире».

«Он использовал мое бесправное положение... а ссыльных всегда грабят»; «жулик... Харджиев»; в бумагах Мандельштама «похозяйничали органы, супруги Рудаковы и Харджиев».

Письмо Надежды Яковлевны к Николаю Ивановичу в комментариях не нуждается. Оно само в сопоставлении со «Второй книгой» ярчайшая черта автопортрета, созданного Н. Мандельштам. Автор письма и автор книги, на мой взгляд, не имеет ни малейшего представления о том, что означает слово: честь.

Отношения между людьми меняются, но факты остаются фактами; фальсифицировать историю в наши дни общепринято, но непочтенно.

Надежда Яковлевна не в силах пройти мимо человека – любого! или могилы – любой! чтобы не дать человеку пинка, зуботычины, оплеухи или не удостоить могилу плевком.

<…> Можно подумать, будто палачи изъяснялись на языке цветов.

Не на языке цветов изъясняется и сама Надежда Яковлевна.

Она сильно напоминает ту злую мачехину дочку, которую справедливая фея наградила отвратительным даром: стоит ей только открыть рот – оттуда выскочит жаба...

«Дурень Булгаков»; «Бердяев поленился подумать»; «если бы Элиот удосужился подумать»; брехня Чуковского; Волошин совершил «самый обыкновенный донос»; «Цветаева выдумала»; Пастернак «даже не подозревал, что существует равенство»; «В начале двадцатых годов союз с Нарбутом, из рук которого одесские писатели ели хлеб... мог показаться Бабелю выгодным…»; «Идиотка Ольшевская»; «жулики вроде Харджиева»; «настоящие красавицы успели удрать, и я видела только ошмётки».

<…> Вовсе не все мемуаристы хвастаются и врут. Но ничего не поделаешь: стоит Надежде Яковлевне открыть рот, – оттуда жаба.

<…> Просто и низменно.

Низменно и в то же время высокомерно. Без высокомерия – ни шагу. <…>

<…> Восторг перед собственной персоной и презрение к человеку – к его чести, доброму имени, судьбе, труду – пронизывает всю «Вторую книгу» <…> Надежда Яковлевна заявляет: «Отдельные судьбы не волновали никого ни в дни войны, ни в годы великих и малых достижений. На том стоим. Это совсем не трудно – стоять на таком. Техника отлично разработана».

Правда. На том стоим. Но на том же самом твердо стоит и Надежда Яковлевна. Книга ее проникнута бесчеловечьем – вся! – от первой до последней страницы. Восхищением собою и презрением к человеку.

В сущности, мне до этой книги и дела бы не было. Мало ли на свете бесчеловечных книг!

Если бы – если бы не постоянный припев автора: «наш общий жизненный путь» – Надежды Яковлевны, Ахматовой, Мандельштама: «нас было трое, только трое».

<…> «Вторая книга» Н. Мандельштам не могла попасть в руки Ахматовой – живи они обе – Анна Андреевна и Надежда Яковлевна – хоть до ста лет. При жизни Ахматовой такой поступок, как эта книга, не мог быть не только совершен, но даже замыслен. При жизни Ахматовой Надежда Яковлевна Мандельштам не решилась бы написать ни единой строки этой античеловечной, антиинтеллигентской, неряшливой, невежественной книги.

<…> Когда читаешь книгу Надежды Яковлевны на отечественном языке, каждую секунду чувствуешь себя оскорбленной. Вульгарность – родная стихия мемуаристки; а ведь ничто на свете так не оскорбляет, как вульгарность. Пересказывая чужую мысль, передавая чувство, Надежда Яковлевна переводит всё на какое-то странное наречие: я назвала бы его смесью высокомерного с хамским.

Каждый человек, даже крупный мыслитель или писатель может в чем-то весьма существенном быть и неправым, и заблуждающимся; на человеческом языке оно так и называется – неправота, заблуждение, – а на высокомерно-хамском – брехня, дурень, умник, не удосужился додумать, поленился подумать... Ахматова бывала на моих глазах и несправедливой, и неправой, и раздраженной, и гневной, и светски любезной, и сердечно приветливой, и насмешливой (истинный мастер едкой литературной шутки!), но ничто в мире не было от нее так далеко, как то, что Пушкиным в «Евгении Онегине» названо «vulgar» и чем переполнена через край книга Надежды Яковлевны. Эта безусловная даль – еще одна примета мнимости изобретенного Надеждой Яковлевной «мы»: вульгарной, в отличие от Н. Мандельштам, Ахматова не была никогда и ни в чем – ни в мыслях, ни в движениях, ни в поступках, ни в языке.

<…> К поэзии Анны Ахматовой Надежда Яковлевна как-то на редкость глуха. Об этом свидетельствует разбор «Поэмы без героя», отрывков из поздней пьесы «Пролог», мимоходом вынесенная резолюция по поводу цикла «Полночные стихи» – и многое, многое другое.

Особенно глуха Надежда Яковлевна к ахматовской любовной лирике. Основана эта неспособность понять и услышать, думается мне, на разном отношении к любви.

<…> Да, говорят мне, Надежда Яковлевна, конечно, оклеветала многих, но зато…

<…> – Да, говорят мне, Надежда Яковлевна очень зла. Но ведь у нее была такая несчастливая жизнь. Она имеет право на злость.

<…> Мы жили – и живем – в бесчеловечное время. Достоинство человека измеряется тем, в какой мере он не заразился бесчеловечьем, устоял против него. Надежда Яковлевна ни в какой степени против него не устояла»[1].
_________________________________________________
[1] Чуковская Л. Дом Поэта // Дружба Народов. – 2001. – № 9.

[Синицын]

Во-первых, я против квалификации поведения Мандельштама как неблаговидного. На такую оценку может иметь право только его современник, которого эти события затронули. Неизвестно хватило бы у нас силы духа вынести подобные испытания. Мы можем только надеяться на это, но знать наверняка не можем.

Да, согласен полностью.

Об этом говорит, прежде всего, внутренне достоинство Мастера. Ему нечего стыдиться и он не стыдится своего поведения. Об этом говорит и уважительное отношение к нему Воланда и его свиты, которым по определению все известно.

Может быть, они рассуждали так же, как и друзья Мандельштама: бывало, что на допросах ломались и самые стойкие, человек не обязан соблюдать неписаные законы сумасшедшего и жестокого мира. Откуда Вы знаете? Читая между строк, можно до разных вещей дочитаться. Пасквиль Баркова - ещё не самый прискорбный случай злокачественной прозорливости.

А вот люди придерживающиеся Вашей позиции любят приукрашивать жизнь гениев и вымарывать из нее обстоятельства роняющие на них тень, по их разумению.

Не формулируйте за меня мою позицию. Изобразить человеческую жизнь так, чтобы все поступки, героические и низменные, были на своём месте, - задача, которая и великим писателям не всегда поддаётся. Вы в рамках своего труда её, безусловно, не решите, - только вытащите на белый свет те подробности, которые будут нужны сию минуту. А понадобились Вам - во всяком случае, сначала - именно отрицательные черты. Я не понимаю, зачем касаться мимоходом сложнейшей темы, критикуя разухабистый пасквиль.

В 1920 никаких случаев спасения не отмечено

Из первой книги воспоминаний Н. Я. М.:

О. М. тогда случайно узнал на улице от своего однофамильца - Исая Бенедиктовича Мандельштама - про пять банковских служащих, старых "спецов", как таких тогда называли, которых приговорили к расстрелу по обвинению не то в растрате, не то в бесхозяйственности. Неожиданно для себя и для своего собеседника и вопреки правилу не вмешиваться в чужие дела О. М. перевернул Москву и спас стариков. Эти хлопоты он упоминает в "Четвертой прозе". Среди прочих "интегральных ходов" он обратился к Демьяну Бедному. Свидание состоялось где-то на задворках "Международной Книги". Страстный книжник, Демьян был постоянным посетителем этого магазина и, вероятно, там и встречался со своими знакомыми - к тому времени жившие в Кремле уже не смели никого к себе приглашать. Хлопотать за стариков Демьян наотрез отказался. "А вам-то какое дело до них?" - спросил он у О. М., узнав, что речь идет не о родственниках и даже не о знакомых.

(1928-й год)

Предвидя Вашу резко отрицательную реакцию на мои слова об Н. Я. Мандельштам

Я уже сталкивался с отрицательными мнениями о её мемуарах. Не мне с этими мнениями спорить, да и желания нет.

[tsa]

Может быть, они рассуждали так же, как и друзья Мандельштама: бывало, что на допросах ломались и самые стойкие, человек не обязан соблюдать неписаные законы сумасшедшего и жестокого мира. Откуда Вы знаете? Читая между строк, можно до разных вещей дочитаться. Пасквиль Баркова - ещё не самый прискорбный случай злокачественной прозорливости.

Во-первых, Вы умудрились не заметить, что главный признак это то, что Мастер сохранил внутреннее достоинство и не стыдится своего поведения. Это необходимый и достаточный признак.
Во-вторых, Воланду и его свите не свойственно описанное Вами поведение. Вспомните хотя бы Фриду. Они лишены сострадания к павшим.

Не формулируйте за меня мою позицию.

Постараюсь, но Вы ее отлично формулируете сами, я только подвожу логический итог, что правда никогда никому из моих собеседников не нравится. Но я полагаю, что если человек шагнул в окно, то он не может повиснуть в воздухе, и обязательно должен упасть, о чем я ему собственно и говорю.

Изобразить человеческую жизнь так, чтобы все поступки, героические и низменные, были на своём месте, - задача, которая и великим писателям не всегда поддаётся. Вы в рамках своего труда её, безусловно, не решите, - только вытащите на белый свет те подробности, которые будут нужны сию минуту. А понадобились Вам - во всяком случае, сначала - именно отрицательные черты. Я не понимаю, зачем касаться мимоходом сложнейшей темы, критикуя разухабистый пасквиль.

Еще раз повторюсь: слабую душевную организацию, неспособность выбрать верную линию поведения на допросе, растерянность в сложных житейских ситуациях и т.д. и т.п., я не считаю отрицательными чертами, иначе придется считать положительной чертой от природы хорошо развитую мускулатуру одного индивидуума и наоборот, отрицательной - ее отсутствие у другого. И я ничего не вытаскиваю на белый свет, ибо не хожу и не опрашиваю свидетелей, чтобы вытащить и зафиксировать для потомков новую информацию. Я использую широко известные труды не менее широко известных людей, - Чуковской, Герштейн и т.д. И я ничего не касаюсь мимоходом. Боюсь, что Вам это еще более не понравится, но поведение Мандельштама и его жены детально разобрано у меня в последующих главах. Но, повторяю, только потому, что Барков вставил их в свою систему рассуждений. Точно так же я разбираю и поведение Бунина, Вересаева, Мережковского и др. Мандельштаму просто в этом случае "не повезло", так как Барков упоминает его чаще всех.

Я уже сталкивался с отрицательными мнениями о её мемуарах. Не мне с этими мнениями спорить, да и желания нет.

Судя по всему спорить здесь и не с чем. Объективным историческим документом эти мемуары не являются. Любое их утверждение нуждается в тщательном изучении и проверке. Вот крайне деликатно выраженное мнение русского филолога, культуролога и библеиста Сергея Аверинцева, для которого Мандельштам был одним из самых значительных поэтов, о достоверности «воспоминаний» Надежды Мандельштам, высказанное им в эфире радио «Свобода» на передаче, посвященной 100-летию со дня ее рождения: «Ее книга – это для меня, прежде всего, очень хорошая проза. И затем, вы понимаете, мне очень трудно себе представить читателя, который бы воспринимал обе ее книги как документы свидетельства из первых рук <…> кто же из нас хотел отказаться от «Бесов» Достоевского, кто из нас согласился бы жить без этой книги. Но ведь, если мы попробуем воспринять эту книгу не как страстный и пристрастный памятник мысли и прозы Достоевского, а как приговор относительно конкретных людей, вот они были такие. Возражений, по совести, будет очень много. Никто из нас на самом деле не пробует искать у Достоевского правды про Тургенева, про идеалистов 40-х годов и т.д. Даже про этих самых зловредных нечаевцев – скорей уж это правда про «Бесов»»[1].
Говоря менее завуалировано, воспоминания Н. Я. Мандельштам прекрасный художественный памятник эпохе, но не конкретным людям, включая даже фигуру самого О. Э. Мандельштама. Это литература, а не документ. Это то, что могло, но не обязано было быть в реальности.
_____________________________________________________
[1] Надежда Яковлевна. К 100-летию со дня рождения Надежды Мандельштам. – http://www.svoboda.org/programs/OTB/2002/OBT.020202.asp

[Синицын]

Во-первых, Вы умудрились не заметить, что главный признак это то, что Мастер сохранил внутреннее достоинство и не стыдится своего поведения. Это необходимый и достаточный признак.

Нет, это не улика, а всего лишь попытка оказать действие на присяжных заседателей. Из книги можно извлечь и прямо противоположные выводы. Ведь отречение от собственного имени означает, в том числе, отречение от своего прошлого. А мастер отрекся от мира после того, как побывал в чекистских подвалах. Признания тогда вырывали почти у всех, кто туда попадал. Не избежал этой участи и мастер. Предав забвению свою фамилию, он называет себя мастером: как художник, он ни в чём не виновен. А внутреннее достоинство - штука эфемерная и для душевнобольного необходимая. И логично, и психологично.

Судя по всему спорить здесь и не с чем. Объективным историческим документом эти мемуары не являются. Любое их утверждение нуждается в тщательном изучении и проверке.

Вы намекаете, что свидетельство о спасении стариков также нуждается в проверке, и есть надежда, что Мандельштам всё-таки никого не спасал?

Боюсь, что Вам это еще более не понравится, но поведение Мандельштама и его жены детально разобрано у меня в последующих главах.

Такое впечатление, что Вы "кирпич" пишете, и наращивать объём нужно любой ценой. Если дальше пойдут выкладки с перечислением, кто трус и слабак, а у кого внутреннее достоинство из ушей льётся, и попытки засыпать сплетни из книги Баркова (которые он сам придумал) тоннами сведений того же сорта (но более достоверными), тогда, конечно, буду возмущаться.

[tsa]

Нет, это не улика, а всего лишь попытка оказать действие на присяжных заседателей. Из книги можно извлечь и прямо противоположные выводы. Ведь отречение от собственного имени означает, в том числе, отречение от своего прошлого. А мастер отрекся от мира после того, как побывал в чекистских подвалах. Признания тогда вырывали почти у всех, кто туда попадал. Не избежал этой участи и мастер. Предав забвению свою фамилию, он называет себя мастером: как художник, он ни в чём не виновен. А внутреннее достоинство - штука эфемерная и для душевнобольного необходимая. И логично, и психологично.

Мастер не отрекся от своего прошлого, а только оставил из него то, что ему дорого. Вы видимо уже забыли в обвинительном пылу, что Мастером его назвала его любимая. И вот это, самое дорогое он и сохранил. И от нее он не отрекался, просто он понимал, что ничего уже не может предложить ей. Впрочем, вам вольно искажать смысл романа по своему усмотрению. Сейчас это популярно.

Вы намекаете, что свидетельство о спасении стариков также нуждается в проверке, и есть надежда, что Мандельштам всё-таки никого не спасал?

Подобные надежды оставьте Жоре Жуку и ему подобным. А если свидетельство о спасении стариков принадлежит исключительно только Н.Я., то да нуждается, если Вас интересует истина, а не вымысел. Сам факт вряд ли ею вымышлен, но подробности дела могут быть совершенно иными.

Я вижу для Вас свидетельство Аверинцева о недостоверности "мемуаров" Н.Я. тоже не аргумент. Ну что ж. Это Ваше личное дело. Каждый сам выбирает мир в котором живет. Я предпочитаю четко отличать вымысел от реальности.

Такое впечатление, что Вы "кирпич" пишете, и наращивать объём нужно любой ценой.

Что я пишу, время покажет. Но Ваши обвинения, что я наращиваю объем для меня просто смешны. Но если они греют Ваше сердце, то пожалуйста, обвиняйте. Я не делаю секрета из своего творческого метода. Я не читал полностью книгу Баркова, а прочел ее ровно до того места, где кончается написанное мною, - то есть выложенное на форуме плюс несколько глав, которые отлеживаются и дорабатываются. Переходя к очередной главе я разбиваю ее на тезисы и отвечаю на них. Что в них написано, о том и пишу. Объем меня не интересует. На большой тезис могу ответить одним предложением, а на маленький несколькими листами.

Если дальше пойдут выкладки с перечислением, кто трус и слабак, а у кого внутреннее достоинство из ушей льётся, и попытки засыпать сплетни из книги Баркова (которые он сам придумал) тоннами сведений того же сорта (но более достоверными), тогда, конечно, буду возмущаться.

Возмущайтесь на здоровье, я никому этого не запрещаю (Жука-Венди-Мокея-Vas053 удаляют из моей темы не за возмущение, а за хамство). Я всегда рад любой критике, в том числе и Вашей.

Что касается якобы наличия у меня сведений "того же сорта", что и у Баркова, то обращаю Ваше внимание на то, что все эти сведения я получил из первых трех годовых комплектов журнала "Наше наследие" за 1988-1990 гг. Посмотрите на состав редколлегии и задумайтесь, почему никто из этих уважаемых людей не забил тревогу подобно Вам, и не заявил, что печатать это не нужно.
Не бывает более достоверных сведений. Бывают достоверные и недостоверные. Других нет, ибо неподтвержденные так же недостоверны.
И что же вы так не забеспокоились когда я приводил нелицеприятные факты о Бунине и Вересаеве? Я понимаю, что Мандельштама Вы любите больше, но они тоже люди. А еще, в следующих главах, я пишу о Мережковском и о Гиппиус. Так что защищайте уж всех сразу.

Только не увлекайтесь слишком, не забывайте слова Пушкина, которые я поставил эпиграфом к взволновавшей Вас главе:

«Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он»

А. С. Пушкин[1]
________________________________________________________________________
[1] Пушкин А. С. Поэт. ПСС: В 10 т. Т. 3. – М.: Изд-во АН СССР, 1963, с. 22.

сплетни из книги Баркова (которые он сам придумал)

Я думаю Вы слишком упрощаете проблему. Как бы я ни нападал в раздражении на Баркова, я все же не полагаю серьезно, что он сознательно врал. Это тот же как и у Надежды Мандельштам случай бессознательного вранья, то есть искренней веры в собственные слова. Оглянитесь вокруг. Неужели Вам никогда не попадались люди, которые об окружающем мире Вам такое могут рассказать, что глаза на лоб вылезут. И во всю эту чушь они истово верят и с легкостью используют чужие непроверенные оценки для обоснования своих слов. Так они видят мир, такое у них восприятие других людей и мотивов их поступков. И в этом смысле они искренны.
Поймите, что не было никакого смысла Баркову специально придумывать свое "вранье". Хоть он и был полковником КГБ, но не по его заданию работал над своими книгами. Любое вранье разоблачается, но ему казалось. что он совершил открытие. Далеко ходить не надо - аналогичное "открытие" сделано в соседней теме Урманбаевым. Вы тоже скажете, что он сознательно врет? - Я же скажу. что это образ его мышления - он так мыслит.

[Пьерро]

Не согласен.По убеждениям он был монархист и воспринимал Сталина именно как монарха.

Ты уверен? Это не было временным увлечением со стороны Булгакова?
Сам понимаешь, было от чего голове закружиться -никто не видел ни слова, ни жеста, но Булгаков вознесён. Впрочем и сокрушён точно так же - никто не видел ни слова , ни жеста.
Ты, несомненно скажешь, что уже не далее как 2 года назад всё досконально прояснил по этому вопросу. Пожалуйста извини. Я был небрежителен и невнимателен. Не превозносись, пожалуйста, ответь просто и ясно: ты уверен, что Булгаков не послал всю эту монархию туда, куда ей следует идти?
Ему безусловно было известно мнение Платона и мнение царя Кира у Геродота (Кира? я не ошибся?). Сильные аргументы. Но ведь по крайней мере Платон очень разочаровался в царях.
А Булгаков?
Расскажи, пожалуйста.

[tsa]

Ты уверен? Это не было временным увлечением со стороны Булгакова?
Сам понимаешь, было от чего голове закружиться -никто не видел ни слова, ни жеста, но Булгаков вознесён. Впрочем и сокрушён точно так же - никто не видел ни слова , ни жеста.
Ты, несомненно скажешь, что уже не далее как 2 года назад всё досконально прояснил по этому вопросу. Пожалуйста извини. Я был небрежителен и невнимателен. Не превозносись, пожалуйста, ответь просто и ясно: ты уверен, что Булгаков не послал всю эту монархию туда, куда ей следует идти?
Ему безусловно было известно мнение Платона и мнение царя Кира у Геродота (Кира? я не ошибся?). Сильные аргументы. Но ведь по крайней мере Платон очень разочаровался в царях.
А Булгаков?
Расскажи, пожалуйста.

1. Рассказать не жалко, но все уже рассказано - см. тезис I.II.4.
2. Звонок Сталина сюда никакого отношения не имеет, никуда Булгаков после него не возносился.
3. Не был он также и сокрушен, ибо вознесен не был.
4. Да запретили пьесу "Батум", но это не сокрушение Булгакова, а крушениеего работы, которая была ему не безразлична и очередная демонстрация того факта, что он находится в потенциальной яме.
5. С какой стати Булгаков должен был посылать свои монархические убеждения? Ты же свои убеждения не посылаешь, почему он должен?
6. Какое ему дело до Платона? Тем более, что как говорится, "Платон - ты мне друг, но истина дороже".

[Пьерро]

5. С какой стати Булгаков должен был посылать свои монархические убеждения? Ты же свои убеждения не посылаешь, почему он должен?

Потому, что он написал: "Всякая власть насилие над людьми".
Ведь это очень сильно сказано. Булгаков прекрасно понимал, что сказал. (Я так думаю!!! (((Фрунзе Мккртчян!!!))Мимино).

[tsa]

Потому, что он написал: "Всякая власть насилие над людьми".
Ведь это очень сильно сказано. Булгаков прекрасно понимал, что сказал. (Я так думаю!!! (((Фрунзе Мккртчян!!!))Мимино).

Во-первых, это не он придумал. На эту тему даже Ленин высказался и целую теорию отмирания государства насочинял, ибо "всякая демократия есть неравенство".

Во-вторых, как любит говорить диакон Кураев, Булгаков был не мальчик и вполне мог отдавать себе отчет в том, что беззвластие есть утопия.

В-третьих, не написал (от своего имени), а вложил в уста одного из героев. Пилат напомню говорит противоположное, что на свете нет божественнее и прекраснее власти, чем власть кесаря. Таким образом нет никакого противоречия, если сам Булгаков занимал некую нейтральную позицию и склонялся к просвещенной монархии. Обращаю твое внимание, что образ властного Воланда выписан более реальными и насыщенными красками, чем утопический образ безвластного Иешуа.

P.S. Для меня лично идея монархии неприемлема.

[Пьерро]

Во-первых, это не он придумал. На эту тему даже Ленин высказался и целую теорию отмирания государства насочинял, ибо "всякая демократия есть неравенство".

Во-вторых, как любит говорить диакон Кураев, Булгаков был не мальчик и вполне мог отдавать себе отчет в том, что беззвластие есть утопия.

В-третьих, не написал (от своего имени), а вложил в уста одного из героев. Пилат напомню говорит противоположное, что на свете нет божественнее и прекраснее власти, чем власть кесаря. Таким образом нет никакого противоречия, если сам Булгаков занимал некую нейтральную позицию и склонялся к просвещенной монархии. Обращаю твое внимание, что образ властного Воланда выписан более реальными и насыщенными красками, чем утопический образ безвластного Иешуа.

P.S. Для меня лично идея монархии неприемлема.

Да, я "обратил" внимание.(Извини, смешное слово, вот я и КАВЫЧКУЮ. )
Пойми правильно - "обратил" - голова не закружится? Обратил ещё раз обратил, голова закружилась?
А чего доказал Пилат, когда кричал?
Сам знаешь, криком ничего доказать неможно..Пилат знает, что проигрывает, проигрывает безнадёжно. И он пытается заглянуть в глаза Иешуа.
Что ты расссказывал насчёт монархии?

[tsa]

Что ты расссказывал насчёт монархии?

Я бы много чего мог рассказать. Мог бы напомнить, что Иешуа один из центральных образов, но не самый центральный. И не к нему отправляется Мастер по воле Булгакова, а в царство менее утопичного, но более реального Воланда. Но что толку рассказывать тебе об этом? Ты воспринимаешь все так восторженно, как истинный Пьерро. Даже Вендижук вызывает у тебя восхищение. Я же более приземлен, как Буратино, так что не обессудь.

[Пьерро]

Я бы много чего мог рассказать. Мог бы напомнить, что Иешуа один из центральных образов, но не самый центральный. И не к нему отправляется Мастер по воле Булгакова, а в царство менее утопичного, но более реального Воланда. Но что толку рассказывать тебе об этом? Ты воспринимаешь все так восторженно, как истинный Пьерро. Даже Вендижук вызывает у тебя восхищение. Я же более приземлен, как Буратино, так что не обессудь.

Ты многое мог расскзать? Why not? Я и вправду хотел бы послушать.
А этот Вендижук действительно разочаровал. Действительно вылез и .....
Надеюсь, ему стыдно.
А Иешуа не центральный образ?
Уверен?
да его, Иешуа, помещай куда угодно - в центр, на край -- -
Ну ты же понимаешь - он незаметен быть не может.

[Синицын]

Подобные надежды оставьте Жоре Жуку и ему подобным. А если свидетельство о спасении стариков принадлежит исключительно только Н.Я., то да нуждается, если Вас интересует истина, а не вымысел. Сам факт вряд ли ею вымышлен, но подробности дела могут быть совершенно иными.

Я вижу для Вас свидетельство Аверинцева о недостоверности "мемуаров" Н.Я. тоже не аргумент

Конечно, не аргумент, ибо ни в цитате, ни в передаче на радио "Свобода" никто не обвинял Н. Я. М. в искажении фактов.

"Ее книга - это для меня, прежде всего, очень хорошая проза. И затем, вы понимаете, мне очень трудно себе представить читателя, который бы воспринимал обе ее книги как документы свидетельства из первых рук - так, как можно воспринимать запись, сделанную немедленно после событий. Дневник, письмо, но не осмысление всех событий, сделанное много времени спустя задним числом, сделанное в напряжении ума, стремящегося выстроить связанную концепцию."

- и это Вы называете "свидетельством о недостоверности? К тому же, речь шла о второй книге.

Что касается якобы наличия у меня сведений "того же сорта", что и у Баркова, то обращаю Ваше внимание на то, что все эти сведения я получил из первых трех годовых комплектов журнала "Наше наследие" за 1988-1990 гг. Посмотрите на состав редколлегии и задумайтесь, почему никто из этих уважаемых людей не забил тревогу подобно Вам, и не заявил, что печатать это не нужно.

Тогда печатали многое, опьянев от перестроечной свободы. Но Вы из разнообразных сведений выбираете то, что нужно для исполнения замысла: обелить романтического персонажа, показав, что живые люди, оказывается, вели себя отнюдь не идеально. Тоже мне, новость!

Только не увлекайтесь слишком, не забывайте слова Пушкина, которые я поставил эпиграфом к взволновавшей Вас главе:

Не забывайте и другие слова Пушкина:

Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе.

[tsa]

Конечно, не аргумент, ибо ни в цитате, ни в передаче на радио "Свобода" никто не обвинял Н. Я. М. в искажении фактов.
"Ее книга - это для меня, прежде всего, очень хорошая проза. И затем, вы понимаете, мне очень трудно себе представить читателя, который бы воспринимал обе ее книги как документы свидетельства из первых рук - так, как можно воспринимать запись, сделанную немедленно после событий. Дневник, письмо, но не осмысление всех событий, сделанное много времени спустя задним числом, сделанное в напряжении ума, стремящегося выстроить связанную концепцию."
- и это Вы называете "свидетельством о недостоверности? К тому же, речь шла о второй книге.

Да, это именно свидетельство о недостоверности, ибо сказано, что:

1. «Ее книга – это <…> проза».
Надеюсь отличие прозы от документального свидетельства Вам разъяснять не нужно?

2. «очень трудно себе представить читателя, который бы воспринимал обе ее книги как документы свидетельства из первых рук».
Обратите внимание ОБЕ КНИГИ, - ОБЕ, - не вторая, а именно ОБЕ!

3. «если мы попробуем воспринять <«Бесов» Достоевского> не как страстный и пристрастный памятник мысли и прозы Достоевского, а как приговор относительно конкретных людей, вот они были такие. Возражений, по совести, будет очень много. Никто из нас на самом деле не пробует искать у Достоевского правды про Тургенева, про идеалистов 40-х годов и т.д. Даже про этих самых зловредных нечаевцев – скорей уж это правда про «Бесов»».
Позвольте разжевать Вам эти непонятые Вами простые и ясные слова: Аверинцев говорит о том, что судить по книгам Н.Я. Мандельштам о конкретных людях и их поступках, искать у нее «правды про» конкретных людей, то же самое, что «искать у Достоевского правды про Тургенева, про идеалистов 40-х годов и т.д.».

Теперь я вижу, что Аверинцев ошибся, полагая, что «очень трудно себе представить читателя, который бы воспринимал обе ее книги как документы свидетельства из первых рук». Такой читатель все же нашелся. Это Вы уважаемый Синицын.

Тогда печатали многое, опьянев от перестроечной свободы.

Утешайте себя этим. Иные пьянеют, иные нет. Но Ваше мнение об уважаемой редколлегии журнала, включающей в т.ч. и Аверинцева и Лихачева, ничем не лучше Ваших обвинений в мой адрес. Такой слабой логики, вернее ее отсутствия, я от Вас право не ждал. Получается у Вас тот же подход, что и у Баркова - логичность рассуждений пристрастна и полностью зависит от обсуждаемого объекта. Обсуждая Баркова Вы логичны, обсуждая Н.Я. Мандельштам - нет. Если кто и опьянел от перестроечной "свободы", так это именно Н.Я. Мандельштам.

Но Вы из разнообразных сведений выбираете то, что нужно для исполнения замысла: обелить романтического персонажа, показав, что живые люди, оказывается, вели себя отнюдь не идеально. Тоже мне, новость!

У Вас очень богатое воображение. К сожалению мой замысел, о котором Вы так много знаете, мне совершенно неизвестен. Я последовательно опровергаю все домыслы Баркова и только. "Замыслы" же мои известны только Вам, Вендижуку и иже с ним.

Не забывайте и другие слова Пушкина:

Я Вам об этом уже писал своими словами, да что толку...

[tsa]

Ты многое мог расскзать? Why not? Я и вправду хотел бы послушать.

Ну так организуй семинар булгаковедов-любителей с выездом на южный берег Крыма.

А Иешуа не центральный образ?
Уверен? да его, Иешуа, помещай куда угодно - в центр, на край - Ну ты же понимаешь - он незаметен быть не может.

Во-первых, у Булгакова все образы таковы, что куда их ни помещай, они заметны.
Во-вторых, Иешуа действительно не единственный центральный образ, а только один из центральных, но и среди этих центральных образов есть и поцентральнее, - та же Маргарита.

Иешуа и Воланд это некие обозначенные Булгаковым в романе полюсы мировоззрения, но он не отдает прямого предпочтения ни одному из них, хотя Иешуа еще в меньшей степени, чем Воланду, поскольку судьбу Мастера все же определяет Воланд. И, повторяю, мировоззрение Иешуа более схематично и условно. Воланд существенно более полнокровен, как живой, а не книжный образ.

[Пьерро]

Ну так организуй семинар булгаковедов-любителей с выездом на южный берег Крыма.

А Стёпа Лиходеев уже съездил туда.
Сколько помню - ему не понравилось.
Ещё раз организовать? Может лучше не надо?

[tsa]

А Стёпа Лиходеев уже съездил туда. Сколько помню - ему не понравилось. Ещё раз организовать? Может лучше не надо?

Не путай божий дар с яичницей! Степу туда забросили пинком под зад, голого, босого и без денег. Мы же приедем при полном параде и со всем подводным снаряжением. Я вот уже два раза съездил и еще два раза собираюсь - в конце августа и в конце сентября.