Прогулки с Барковым или путешествие с дилетантом, «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение Опции

[tsa]

Уважаемые форумчане!

Приглашаю принять участие в обсуждении моей новой книги "«Мастер и Маргарита»: прогулки с Барковым или путешествие с дилетантом", посвященной подробному разбору книги Альфреда Баркова "Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение ".

Для удобства полемики, рубрикация основных разделов моей работы совпадает с рубрикацией работы Баркова. В каждом разделе его труда мною выделены и рассмотрены все основные, существенные для его выводов тезисные цитаты, критике и разбору которых и посвящена моя книга.

Напоминаю, что данная тема открыта для обсуждения моей книги и книги Альфреда Баркова. Лучшим ответом мне и лучшей защитой теории основоположника альтернативного прочтения будут не славословия в адрес Баркова и не поливание меня бранью, а доказательное опровержение основных положений моей книги.

При обсуждении прошу указывать соответствующий номер тезиса или раздела, это упростит чтение темы в дальнейшем. Так же прошу, обязательно указывать источники, на основании которых опровергается мое мнение.

С уважением
Сергей Цыбульник (tsa)

[tsa]

IV.XXII.13. Вспомним последние перед смертью слова Горького: "Конец романа – конец героя – конец автора". В них он вместил емкий смысл: конец работы над романом "Жизнь Клима Самгина", конец главного героя романа, конец своей собственной жизни. А теперь сопоставим это с тем, чем ознаменовался конец жизненного пути Мастера – завершением им своего романа о Иешуа и Пилате. Завершением по-горьковски приукрашенной оптимистичной, лживой концовкой о величайшей трагедии мира. Поэтому, как только в романе Мастера была поставлена последняя точка, он получил за эту ложь свой "покой", был отправлен в небытие. Его попытка пойти вслед за Пилатом в Святой город была решительно пресечена Воландом: "Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?" Но, став уже мертвым, он все же продолжал являться Ивану вампиром в лучах ликующей луны, чтобы снова и снова лгать о концовке собственного романа…

Барков постоянно передергивает содержание романа. Мастер вовсе не пытался пойти за Пилатом. Он только спросил, куда ему идти. Обращаю внимание читателя, что даже после последнего полета Мастер все еще полностью не пришел в себя, не обрел былую решительность. Не стал он и мертвым, как кажется Баркову, он перешел порог земной жизни для жизни вечной, но не в раю, а в покое:
«– Ах, помилуйте, – ответил Азазелло, – вас ли я слышу? Ведь ваша подруга называет вас мастером, ведь вы мыслите, как же вы можете быть мертвы? Разве для того, чтобы считать себя живым, нужно непременно сидеть в подвале, имея на себе рубашку и больничные кальсоны? Это смешно!
– Я понял все, что вы говорили, – вскричал мастер, – не продолжайте! Вы тысячу раз правы»[1].

Искажает Барков и смысл эпилога. Мастер не является (тем более в облике вампира!) Ивану, а снится. Вампиры же являются именно наяву, а не во сне, и не для того, чтобы «лгать», а чтобы свежей крови напиться.
_______________________________________________________________
[1] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 697.

[tsa]

IV.XXII.14. Где-то это уже было – не в романе Булгакова, и не в контексте его творчества… А в контексте литературной жизни Страны Советов. Позволю себе привести короткую выдержку из жуткой рецензии на творчество Горького. Жуткой потому, что писана она в одиночных камерах тюрем особого назначения М.Н. Рютиным, человеком, который действительно боролся с режимом Сталина начиная с 1928 года.
"Прочел на днях статью Горького "Литературные забавы"! Тягостное впечатление! Поистине нет для таланта большей трагедии, как пережить физически самого себя.
Худшие из мертвецов – это живые мертвецы, да притом еще с талантом и авторитетом прошлого.
Его трагедия – огромное художественное чутье [и] почти никакого философского и социологического… Схватив верхушки и обрывки философии и социологии, он вообразил, что этого достаточно не только для того, чтобы "изображать", но и для того, чтобы теоретически "поучать" […] Горький-Сокол [превратился] в Горького-ужа, хотя и "великого"! Человек духовно уже умер, но он все еще воображает, что переживает первую молодость. Мертвец, хватающий живых!" "Мертвец, хватающий живых"… Вампир… Вряд ли Булгаков читал письма Рютина, но пишут они об одном и том же.

Как мы уже разбирали, Мастер не имеет никакого отношения к вампирам (см. тезис I.III.8). Никого из «живых» он в романе не «хватает». Что касается трактовки образа Горького видным марксистом-ленинцем Рютиным, то она столь же близка к истине, как и далека от нее. Дело тут вовсе не в отсутствии у Горького необходимого «философского и социологического» чутья, а в окостенелости большевистского мышления – мышления в строгих рамках заданной наперед марксистской идеологии. Подобное «партийное» мышление неизбежно приводит к омертвению души, точнее к замещению части ее или целиком партийными догмами. Этим омертвением души страдал и сам Рютин – один из мертвецов, хватавших живых в горестном 1917 году и в последующие годы гражданской войны. Но революционные репрессии были для Рютина правильным «хватанием». Против системы он начал бороться только когда она начала пожирать собственных членов единственно верной партии. Так что беда Горького не в отсутствии чутья, а именно в скованности его мышления большевистскими догматами. Впрочем, часто не к лучшим результатам приводят и религиозные догматы, достаточно вспомнить инквизицию и охоту на ведьм в средние века. Чем в большей степени человек позволяет тем или иным догматам овладеть своим мышлением, тем в большей степени он рискует оказаться в положении мертвеца, хватающего живых.

[tsa]

IV.XXII.15. В принципе, не так уж и важно, является ли концовка романа "Мастер и Маргарита" литературным обыгрыванием последней в жизни Горького фразы. Важно то, что она описывает суть того, что произошло с Горьким – "мертвый хватает живого". Не менее важен ответ и на такой вопрос: является ли на фоне приведенных здесь фактов злополучная "верная, вечная любовь" Мастера и Маргариты, даже если ее принять за чистую монету, достаточно обоснованным мотивом для затраты Булгаковым тех поистине колоссальных физических и психических усилий, которыми сопровождалось создание "закатного романа"?

Скорее уж важен ответ на вопрос, действительно ли Булгаков мог надеяться описанием фигуры Горького войти в вечность? Так ли уж интересен был ему Горький, чтобы посвятить ему остаток своей жизни?

IV.XXII.16. Или: мог ли тот самый принятый исследователями всерьез "правдивый повествователь", так игриво сравнивавший "возвышенные чувства" своих героев с бандитским ударом финского ножа, в страшных муках в последние часы жизни дать наказ – опубликовать роман?.. "Чтоб знали…"
Ответ может быть только один – не мог. Не та тема для завещания на смертном одре.
А вот гражданин, страдавший от ужасов окружавшей его действительности, которую олицетворял Классик и Основоположник, бороться с "горьковщиной" до последней минуты своей жизни мог. И цель этой борьбы действительно была достойна того, чтобы не отступать от нее до последнего дыхания.

С заблуждением Баркова по поводу финского ножа мы уже разбирались (см. тезис I.V.1). Убогость убеждения Баркова, что Булгаков завещал вечности не великий роман, а некую невнятную кашу из зашифрованных то в образе Мастера, то Маргариты обрывках жизни Горького, совершенно очевидна. Прошло всего полвека, а подобная работа, если бы она была выполнена Булгаковым, уже совершенно потеряла всякий смысл и никому не интересна, так как даже в толкованиях Баркова ничего нового ни о Горьком, ни о его времени не сообщает. Собственно мало кому сейчас интересен до такой степени и сам Горький, занявший, наконец, в общественном сознании более подходящее ему место. Мог ли не понимать этого Булгаков, прекрасно знавший, что в истории то одни, то другие фигуры часто выдвигаются на передний план для того, чтобы потом кануть в небытие? Действительно ли посмертная (а не прижизненная!) борьба с Горьким с целью развенчания его светлого образа в глазах потомков была достойна того, чтобы посвятить ей последние 12 лет жизни? Этот риторический вопрос я оставляю на усмотрение читателя.

[tsa]

Резюме IV. Фабула романа «Мастер и Маргарита» не имеет ни малейшего отношения ни к Горькому, ни, тем более, к его осуждению или апологетике.

Барков выдергивает по ниточке критические отзывы о Горьком из воспоминаний его современников, забывая о том, что ни один человек не бывает ангелом с крылышками в глазах окружающих. Иногда эти крылышки отрастают задним числом после его смерти, но при жизни никогда. Любой из нас, в зависимости от ситуации, может нелицеприятно выразиться о собственных друзьях, знакомых, детях, родителях. Даже Мандельштам был «физически неприятен» Ахматовой, что, тем не менее, не мешало ей дружить с ним. Поэтому оценивать наше отношение к людям по выдранным из контекста наших высказываний критическим словам в их адрес неправомерно.

Резкие отзывы творческих людей друг о друге всегда нужно воспринимать с известной долей скептицизма, иначе у нас не останется ни одного заслуживающего нашего внимания крупного художника. Например, опираясь на мнение Блока, мы должны будем низвергнуть с поэтического Олимпа даже Анну Ахматову – «Ее стихи никогда не трогали меня. В ее «Подорожнике» мне понравилось только одно стихотворение <…> Об остальных стихах Ахматовой он отзывался презрительно <…>»

Несмотря на отсутствие духовной близости с Горьким, Булгаков считал его огромным и сильным писателем, у которого необходимо учиться литературному мастерству. В этой своей четкой позиции он не был одинок. Горького уважало множество писателей и среди них Чехов, Короленко, Блок и Чуковский. Как и Чуковский, Блок, характеризуя Горького, употреблял два основных понятия – поэтичность и музыкальность и говорил, что в Горьком есть «что-то поэтическое, затаенное». Масштаб личности Горького потрясал Чуковского и в целом он относился к Горькому очень положительно – «как человек он был выше всех своих писаний». Выдающийся художник-портретист Ю. Анненский писал о Горьком, что «его заслуги в борьбе с разрушительной инерцией революции неоценимы». Шаляпин, уже после окончательного разрыва с Горьким, написал следующее: «Добро есть красота, и красота есть добро. В Горьком это было слито <…> Я <…> никак не могу предположить, что этот человек мог бы действовать под влиянием низких побуждений. И все, что в последнее время случалось с моим милым другом, я думаю, имеет какое-то неведомое ни мне, ни другим объяснение, соответствующее его личности и его характеру».

Невозможно поверить, чтобы именно описанием фигуры Горького Булгаков надеялся оставить свой след в вечности и посвятил этому последние 12 лет жизни. Булгаков прекрасно знал, что в истории то одни, то другие фигуры часто выдвигаются на передний план для того, чтобы потом кануть в небытие, и понимал, что подобная работа со временем станет никому не интересна, кроме разве что узких специалистов-литературоведов. Толкование Барковым романа «Мастер и Маргарита» совершенно бессмысленно, поскольку получается, что якобы вся канва повествования послужила всего лишь основой для вкрапления неких зашифрованных признаков, указующих то на Горького, то на Андрееву, и самостоятельной художественной или информационной ценностью не обладает.

[tsa]

Уважаемые посетители моей темы. К сожалению общий кризис нашей жизни коснулся и форума и сейчас решается вопрос о его закрытии. В связи с этим я прекращаю выкладывать главы своей книги. Пользуюсь случаем сообщить, что книга в основном закончена мною, остались последние пять глав, которые, надеюсь, будут дописаны в течение ближайших двух-трех месяцев. После этого я заново вычитаю и отредактирую текст и выложу книгу целиком в интернете. Когда именно не знаю, но точно до конца следующего года.

[tsa]

Рад сообщить читателям моей работы, что сегодня мною дописана последняя глава и Заключение. Таким образом, вчерне мой труд завершен, хотя осталось множество вопросов требующих сверки и напряженной библиотечной работы, но это уже чисто технические проблемы, которые легко решить в течение месяца-двух.

Как я уже писал, поскольку нынешний статус булгаковского форума мне неясен, я прекратил выкладывание очередных глав и решил выложить всю книгу целиком.
Поскольку выпущенную из рук птицу назад не поймаешь, то спешить с этим я не буду, поэтому планирую опубликовать книгу в инете не ранее осени текущего года. До этого времени я собираюсь заново вычитать весь текст и, насколько это для меня возможно, поправить ее несколько вызывающий стиль и учесть высказанные замечания.

[tsa]

Поскольку форум скорее жив, чем мертв я решил продолжить выкладывание глав моей книги до того момента, пока не подготовлю ее к опубликованию в Интернете. Правда в связи с блокировкой массовых сообщений процесс выкладывания каждой главы будет более растянутым.

[tsa]

V. Метла Маргариты
Глава XXIII. «Женщина непомерной красоты»

«Сидели до утра. Я сидела на ковре около камина, старик чего-то ошалел: «Можно поцеловать вас?» – «Можно, говорю, целуйте в щеку». А он: «Ведьма! Ведьма! Приколдовала!» «Тут и я понял, – говорил потом всегда Миша, вспоминая с удовольствием этот вечер, вернее, ночь, – что ты ведьма! Присушила меня!» Пошли домой, и так до сих пор не знаю, у кого это я была».
Е. С. Булгакова[1]

Как видно из эпиграфа, ведьмовство женщин Булгакова не смущало. Не смущало оно его и в образе его любимой героини – его Маргариты – «в голове бродит моя Маргарита, и кот, и полеты…», – писал Булгаков своему близкому другу и первому биографу П. С. Попову. Я уже упоминал, что толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля дает следующее толкование имени булгаковской героини – «жемчужина». Да и само испытание Маргариты на балу в точности повторяет известные сюжеты народных сказок об испытании девичьей добродетели. Слова Воланда: «Кстати, скажите, а вы не страдаете ли чем-нибудь? Быть может, у вас есть какая-нибудь печаль, отравляющая душу, тоска?», – и ответ Маргариты, – «Нет, мессир, ничего этого нет, <…> а теперь, когда я у вас, я чувствую себя совсем хорошо»[2], слишком явно перекликаются со словами сказки «Морозко»: «Тепло ли тебе девица? – Тепло, батюшка!» Здесь нет ни пародийности, ни гротеска, только отражение извечного стремления русской души к вознаграждению истинной добродетели.

Но для Баркова великий роман и его героиня отгорожены воздвигнутым им конспирологическим занавесом. Весь грандиозный замысел Булгакова он пытается свести к написанию пошлого антигорьковского фельетона. Смысл подобной работы для разумного человека загадочен. Ну допустим на минутку, что Барков действительно разгадал тайну булгаковского романа. А дальше что?!! Что же по его мнению хотел сказать нам Булгаков? Что вложил он в свое творение? Чем хотел зажечь сердца людей? Предложенные Барковым ассоциации настолько далеки от реальной жизни, что, воспринимая его толкования, нужно, читая роман, ежеминутно справляться с его книгой, как со словарем. Но даже при этом, сам по себе роман в его толковании никакой новой информации о Горьком и Андреевой читателю не сообщает. Так в чем же могла состоять цель автора? Выразить свое отрицательное отношение к Горькому? Но для этого Булгаков с его сатирическим талантом мог бы не тратя времени даром просто написать о Горьком памфлет и высмеять в нем все отрицательные стороны Буревестника Революции. Но зачем же тратить последние 12(!) лет жизни на сотворение абсолютно недоступного уровню не только рядового, но и продвинутого читателя шифрованного фельетона, да еще в котором якобы Мастеру беспорядочно приписаны то черты Горького, то черты Андреевой? На мой взгляд, это совершенно бессмысленно.

V.XXIII.1. « – Вы были женаты?
– Ну да, вот же я и щелкаю… на этой… Вареньке, Манечке… нет, Вареньке… еще платье полосатое…музей».
Не содержит ли этот монолог Мастера намека на конкретную личность, близкую Горькому?

Данный монолог Мастера не содержит никакого намека на конкретную личность, близкую к Горькому, поскольку, как мы уже убедились, Горький не имеет к Мастеру никакого отношения. Кроме того, в данном монологе речь идет о бывшей жене Мастера, а не о Маргарите, прототипом которой якобы послужила Андреева.
______________________________________________________________
[1] Дневник Елены Булгаковой. Письмо к А. С. Нюренбергу от 13 февраля 1961 г. / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 327.
[2] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 585.

[tsa]

V.XXIII.2. Поскольку четырехтомная "Летопись жизни и творчества А.М. Горького" обошла молчанием целый ряд относящихся к жизни писателя фактов, приходится воспользоваться сведениями, содержащимися в романе Н. Берберовой "Железная женщина". Оказывается, что в жизни Горького, кроме его жены Екатерины Павловны, значительную роль играли по крайней мере еще три женщины, с которыми он в разное время состоял в гражданском браке: Мария Федоровна Андреева, которой он посвятил поэму "Человек"; жена его друга А.Н. Тихонова-Сереброва Варвара Васильевна Шайкевич, якобы имевшая от Горького ребенка, и Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг, которой посвящен роман "Жизнь Клима Самгина".<…>
Итого – две женщины с именем Мария ("Манечка"?) и одна – Варвара ("Варечка"?). Выбор сужается одной из ранних редакций, в фабуле которой козлоногий толстяк, принявший Маргариту за Клодину, называет ее Манькой.

Напомню, что Мастер говорит именно о своей жене, а не о Маргарите, а Шайкевич и Будберг были всего лишь любовницами Горького. Что касается Андреевой, то и она, по существовавшему на то время законодательству, считалась просто сожительницей Горького, поскольку в царской России институт гражданского брака – зарегистрированного в государственных органах брачного союза, альтернативного церковному браку[1] – отсутствовал, за исключением лиц отдельных вероисповеданий. Хотя сам Горький на этот счет имел иное мнение – «По поводу своего брака с Андреевой он со всей категоричностью заявил журналистам: «Она моя жена. И никакой закон, когда-либо изобретенный человеком, не мог бы сделать ее более законной женой (выдержка из статьи» Так его встретил Нью-Йорк» в журнале «Ньюйоркер, 30.04.1949)»[2]. Но с точки зрения закона, Горький и Андреева состояли в нерегистрируемом браке, то есть юридически их ничто не связывало. Именно это и вызвало скандал при их поездке в Америку в 1906 г., где «их не пустили в гостиницы, так как они не были венчаны»[3]. Поэтому, если следовать абсурдной логике Баркова, «Манечка» может намекать только на «законную» жену Горького Е. П. Пешкову, но не на М. Ф. Андрееву.
__________________________________________________________________
[1] В современной разговорной русской речи под «гражданским браком» в большинстве случаев понимаются супружеские отношения поддерживаемые без официальной регистрации брака.
[2] Григорьева А. П., Щирина С. В. Основные этапы жизни и деятельности М. Ф. Андреевой // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 610.
[3] Басинский П. Страсти по Максиму. – М.: ЗАО «Роман-Газета», 2007.

[tsa]

V.XXIII.3. В окончательной редакции такой прямой намек снят, однако в нее включены другие моменты, позволяющие определить личность той, которая послужила прототипом образа Маргариты. Первый относится к эпитету "светлая", к героине романа имеющему весьма отдаленное отношение. Зато в театральной Москве он в свое время был известен: так называли возвратившуюся с Капри знаменитую актрису Марию Федоровну Андрееву (сценический псевдоним; по паспорту – М.Ф. Желябужская), поступившую на работу в Свободный театр.

Утверждение Баркова, что эпитет «светлая» якобы имеет к героине романа «весьма отдаленное отношение», мы уже разбирали (см. тезис I.IV.17). Что касается Андреевой, то Барков, как всегда, привирает, искажая до неузнаваемости реальные факты. Единственным источником для его утверждения является письмо Андреевой к Горькому, в котором она пишет, что «меня в театре прозвали «светлой», <…> меня считают первоклассной актрисой»[1]. Думаю не нужно объяснять разницу между прозванием актрисы внутри коллектива театра и эпитетом, имеющим хождение в театральной Москве, то есть вне конкретного театра. Тем более что сам этот эпитет изначально связан с понятием «актриса», а не «королева». В театральной же среде Андрееву называли не «светлой», а «божественной» – «С. А. Андреевский <театральный критик – С.Ц.>, немало писавший о Художественном театре, сетовал в письме к Станиславскому: «Прискорбно, что из Вашей труппы исчезла «божественная». Как-никак без нее не обойдетесь»[2].
___________________________________________________
[1] Письма М. Ф. Андреевой к Е. Ф. Крит и Н. Е. Буренину, сентябрь 1906 и 17.08.1938 // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 140, 420.
[2] Григорьева А. П., Щирина С. В. Основные этапы жизни и деятельности М. Ф. Андреевой // Там же, с. 620.

[tsa]

V.XXIII.4. Второй момент, указующий на личность Андреевой как возможный прототип образа Маргариты, связан с описанным в романе эпизодом с выигрышем Мастером ста тысяч рублей. Такой "выигрыш", только не по облигации, а по страховому полису, известен. Речь идет о сумме, на которую застраховал свою жизнь меценат, потомственный почетный гражданин Савва Тимофеевич Морозов. Перед самоубийством в 1905 году он завещал страховую премию Андреевой, в то время – одной из ведущих актрис Художественного театра. Вступив в права наследования, Андреева использовала 10 тысяч на выплаты по обязательствам Горького (в романе – несколько наоборот: Мастер передал Маргарите такую же сумму – еще один "Черный снег" вместо "Белой гвардии"?..), остальные отдала на нужды РСДРП Л.Б. Красину, возглавлявшему Боевую техническую группу при ее Центральном Комитете.

Морозов беспокоился, что в случае его смерти Андреева может остаться без средств к существованию. Чтобы материально обеспечить ее будущее, он застраховал свою жизнь на сумму в 100 тыс. руб. на предъявителя, а полис передал любимой женщине, хотя и не сомневался, что и эти деньги Мария Федоровна потратит не на себя, что собственно и произошло: «Мария Федоровна 60 тысяч рублей передала в кассу РСДРП, 10 тысяч рублей – рабочим и студентам, которые при жизни С. Т. Морозова учились на его деньги <…>, тысячу рублей – адвокату, 16 тысяч рублей просила вернуть людям, у которых Алексей Максимович и она были в долгу, 13 тысяч рублей были отданы Е. Ф. Крит <сестре М.Ф. – С.Ц.> на содержание детей Марии Федоровны <…> Для своих личных нужд Мария Федоровна не взяла ни копейки!»[1]. Фантастические же измышления Баркова напоминают старый анекдот – «А правда, что Абрамян выиграл в лотерею Волгу? – Правда! Только не Абрамян, а Оганесян, и не Волгу, а 20 тысяч, и не в лотерею, а в преферанс, и не выиграл, а проиграл!». Та же логика наличествует и здесь. – А правда, что Морозов завещал перед самоубийством страховую премию Андреевой, и она использовала из нее 10 тысяч на нужды Горького? – Правда! Только не перед самоубийством, а заблаговременно, при оформлении страхового полиса, и не 10 тысяч, а 16, и не на нужды Горького, а на возврат своих и Горького долгов.

Справедливости ради отметим, что сама Андреева в своих письмах приводила несколько отличающиеся друг от друга варианты распределения указанной суммы[2]. Но во всех случаях указано, что 60000 были переданы на нужды большевистской партии, и нигде не написано, что «вступив в права наследования, Андреева использовала 10 тысяч на выплаты по обязательствам Горького». Таким образом, перед нами еще один случай, когда Барков «на белое говорит черное» и противоречит сведениям использованных им же источников.
___________________________________________________
[1] Волохова Н. А. «Феномен». – 2 изд. перераб. и доп. – Л.: Лениздат, 1986, с. 163.
[2] Письмо М. Ф. Андреевой к М. Горькому от 29.09.1913 // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 258.

[tsa]

V.XXIII.5. Что же касается корзины с грязным бельем, в которой Мастер нашел свой выигрыш, то грязи по поводу судьбы полиса С.Т. Морозова в бульварной прессе было более чем достаточно.

Вряд ли вся вылитая бульварными писаками грязь может сравниться с той, которую Барков вывалил на Горького и героев романа Булгакова.

V.XXIII.6. Черты биографии М.Ф. Андреевой содержат ряд интересных совпадений с http://menippea.narod.ru/mfa.jpgфабулой романа. Во-первых, с ее чертами совпадает описание Маргариты как "кудрявой черноволосой женщины". Во-вторых, в романе героиня охарактеризована как "женщина непомерной красоты". Андреева считалась одной из самых красивых женщин России, ее портреты писали И.Н. Крамской, И.Е. Репин (ее черты проявляются в его иллюстрациях к "Маленьким трагедиям" А.С. Пушкина), И. Бродский. Л.Н. Толстой как-то воскликнул в восхищении, что такой актрисы он в своей жизни не встречал, и что Андреева "красавица и чудный человек".

Черты биографии Андреевой в корне противоречат фабуле романа. Горький расстался с ней за 15 лет до смерти. Его «Маргаритой», его последней любовью, стала баронесса Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг. После этого главного несовпадения с фабулой романа, в которой Мастер и Маргарита соединяются навечно, о чем еще можно говорить? Кроме того, ни в одних воспоминаниях об Андреевой она не описана как «кудрявая черноволосая женщина». Вот пример воспоминаний Берберовой и Луначарской:
«Она, несмотря на годы, все еще была красива, гордо носила свою рыжую голову, играла кольцами, качала узкой туфелькой»[1];
«<…> женщина немного выше среднего роста, с коротко стриженными рыжеватыми волосами <…>»[2]

Но может быть воспоминания не точны и галлюцинации Баркова ближе к истине? Что ж, давайте заглянем в тщательно изученную Барковым фотокопию циркуляра о розыске и аресте Андреевой от 18.06.1907. Как известно, на свете нет ничего точнее полицейских примет разыскиваемых преступников. Вооружившись увеличительным стеклом, мы без труда может дешифровать содержание графы 3 «Приметы» – «Высокого роста, шатенка»[3]. Согласно словарям Ожегова и Ушакова «шатен» это – «человек с темно-русыми, каштановыми волосами»[4]. Каштаны же, как известно, рыжеваты…

Отличаются Маргарита и Андреева и описанием глаз. Напомню, что Маргарита чуть косила на один глаз, и цвет глаз имела зеленый[5]. Сравним с описанием Андреевой:
«Глаза у Марии Федоровны удивительные, большие, темные и печальные»[6];«<…> точеный профиль, лучистые карие глаза, изящный рисунок бровей <…>»[7]
____________________________________________________________
[1] Берберова Н. Курсив мой: Автобиография. – М.: Согласие, 1996, с. 213-214.
[2] Луначарская-Розенель Н. А. Женщина большой судьбы // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 546.
[3] Ведомость о лицах, подлежащих розыску (циркуляр от 18 июня 1907 г.) // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 151.
[4] Ожегов С. И. и Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. – М.: Азбуковник, 1999, с. 892.
[5] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 543, 556.
[6] Комаровская Н. И. Годы дружбы // Там же, с. 514.
[7] Луначарская-Розенель Н. А. Женщина большой судьбы // Там же, с. 547.

[tsa]

V.XXIII.7. Трудно обойти вниманием и такое совпадение. С одной стороны, родословная Маргариты восходит к одному из старинных домов Европы; являясь женой крупного специалиста, инженера высокого ранга, она обрекает себя на неустроенную жизнь в роли тайной жены писателя-мастера. С другой стороны, происхождение М.Ф. Андреевой по отцу – из дворян Юрковских, по матери – из остзейских баронов Лилиенфельдов; ее муж – действительный статский советник (гражданский чин, соответствующий генерал-майору; позже – еще выше на ступень – тайный советник) А.А. Желябужский, инспектор Московско-Курской и Муромской железных дорог. Несмотря на блестящую карьеру в Художественном театре, связи в высшем обществе (дружила, например, с сестрой царицы, супругой дяди Николая Второго – московского генерал-губернатора Великого Князя Сергея Александровича), Андреева, увлекшись в начале века идеями марксизма (примем на веру приписываемое ей восторженными биографами "увлечение"), стала выполнять ответственные задания большевиков. В качестве примеров можно привести добывание бланков паспортов, значительных средств для нужд партии ("желтая пресса" обвиняла ее в "краже" трех миллионов у Саввы Морозова, хотя меценат передавал ей деньги по доброй воле), финансирование и издание в 1905 году организованной по указанию В.И.Ленина и редактируемой Горьким газеты "Новая жизнь" (это – "первая" горьковская "Новая жизнь"; вторая, в которой публиковались его "Несвоевременные мысли", издавалась в 1917-1918 г.), предоставление Н.Э. Бауману в своей квартире убежища в то время, когда за его выдачу была обещана награда в пять тысяч рублей…

Трудно понять, какое совпадение имеет в виду Барков. Андреева родилась в обычной помещичьей семье, Маргарита же происходила из королевского рода. Для геральдики здесь дистанция – пропасть. Хотя, конечно, если при анализе романа Булгакова и биографии М. Ф. Андреевой следовать логике талмудистов, объясняющих любовную лирику Песни Песней царя Соломона «иносказательным изображением отношения Иеговы к Его народу»[1], то можно получить любые, наперед заданные, необходимые Баркову совпадения.

В цитируемых Барковым источниках по биографии Андреевой приведены следующие сведения о ее родителях. – «Отец <…>, Федор Александрович Юрковский, происходил из дворян Харьковской губернии, был одним из очень многих детей небогатого помещика»[2]. За заслуги деда – морского офицера – отец Андреевой был принят в приют для офицерских детей в Царском Селе и позже переведен в Морской корпус для дворянских детей, откуда был выпущен в звании гардемарина[3]. Возненавидев казенщину за годы учебы, он сразу ушел из флота и решил стать актером[4]. Именно в это время он и познакомился со своей будущей женой – Марией Павловной Лелевой (по сцене), актрисой Императорского Александринского драматического театра[5]. Она была дочерью остзейского дворянина, талантливого скульптора, окончившего Петербургскую Академию художеств, и крестьянки-эстонки[6]. Из-за неравного брака ее отец был лишен родителями всех материальных благ и зарабатывал на хлеб для семьи тем, что «делал могильные памятники»[7].

Только через 6 лет, когда Юрковский поступил на работу в вышеназванный театр, ему удалось получить согласие воспитывавшей Лелеву бабушки на брак. Его же собственная тетушка признать его жену из-за неравного брака так и не пожелала[8]. В театре Юрковский проработал всю жизнь и дослужился до должности главного режиссера[9].

Таким образом, совершенно невозможно усмотреть какие-либо признаки восхождения родословной Андреевой к одному из старинных королевских домов Европы. Кроме этого образу Маргариты противоречат и все, без исключения, остальные основные детали биографии Андреевой. «Маргарита была женою очень крупного специалиста, к тому же сделавшего важнейшее открытие государственного значения»[10]. А муж Андреевой был крупным чиновником-инспектором железных дорог – «В 1888 г. Мария Федоровна вышла замуж за крупного железнодорожного чиновника А. А. Желябужского»[11]. Муж Маргариты «был молод, красив»[12]. А в семье Желябужских «муж был старше жены на 18 лет»[13]. Что же до красоты, то Вересаев описал его следующим образом: «плотный барин в форменной тужурке»[14]. Маргарита в свои тридцать лет была все еще бездетна, а Андреева в 20 лет родила мужу сына Юрия и в 25 – дочь Катю[15]. Этот ряд сравнений можно продолжить на все описанные в романе обстоятельства, связанные с Маргаритой, и мы нигде не найдем ничего общего с Андреевой, ни в биографии, ни во внешнем облике (см. предыдущий тезис).
________________________________________________
[1] Библейский спутник. – Приложение к Библии [Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета канонические]. – Стокгольм, 5-е изд., И. Геце и Институт перевода Библии, 1988, с. 21.
[2] Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 10.
[3] Там же, с. 10.
[4] Там же, с. 13.
[5] Там же, с. 11.
[6] Там же, с. 11.
[7] Там же, с. 11.
[8] Там же, с. 13.
[9] Там же, с. 14.
[10] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 543.
[11] Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 580.
[12] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 543.
[13] Волохова Н. А. «Феномен». – 2 изд. перераб. и доп. – Л.: Лениздат, 1986, с. 24.
[14] Вересаев В. В. Литературные воспоминания // Вересаев В. В. Невыдуманные рассказы. – М.: Худож. лит., 1968, с. 435.
[15] Волохова Н. А. «Феномен». – 2 изд. перераб. и доп. – Л.: Лениздат, 1986, с. 26.

[tsa]

V.XXIII.8. Как пишут биографы Андреевой, в 1903 году она посещает Нижний Новгород, где встречается с уже знаменитым писателем, затем по своей инициативе выезжает в Женеву, где знакомится с Лениным и получает от него задание по более тесному вовлечению Горького в орбиту деятельности большевиков. В конце 1903 года она становится гражданской женой Горького, в 1904 году вступает в партию по личной рекомендации Ленина; он же присваивает ей партийную кличку "Феномен". Примечание.

В книге о М.Ф. Андреевой ("Феномен", Л., 1986, с.71-72) Н.А. Волохова ссылается, в частности, на мнение знавшего Андрееву 30 лет С.Ф. Хундадзе: "Андреева достаточно ярко передала Ленину свои впечатления о поездке в Нижний, о жизни и условиях его [Горького] творчества. Несомненно, что и Ленин и Андреева с этого момента стали всемерно помогать Горькому прочнее связаться с социал-демократами".

Как вспоминает Андреева, с Горьким ее познакомил Чехов в Севастополе, в 1900 году, когда Художественный театр ездил показать А. П. Чехову его пьесу «Чайка» – «<…> в молодости у него были необыкновенно лучезарные синие глаза с длинными пушистыми ресницами. Улыбнулся. После этого он мне показался и лучше и красивее всех на свете»[1]. Горький и Андреева сразу прониклись взаимной симпатией. «Однажды осенью, после нашей поездки в Крым, мне доложили, что спрашивают меня Шаляпин и Горький <…> С той поры мы виделись с Алексеем Максимовичем очень часто»[2]. Возникшая тесная дружба в скором времени незаметно переросла в любовь. – «К концу 1903 года Андреевой и Горькому стало ясно, что жить им врозь уже невозможно. Дружба, любовь сделали реальным обоюдное желание соединить свои судьбы»[3]. В результате на «капустнике» МХТ во время встречи Нового 1904 года Горький признался Андреевой в любви[4], и она стала его гражданской женой.С Лениным Андреева впервые встретилась только летом 1903 г., когда «с детьми уехала в Швейцарию, в Женеву»<A title="" style="mso-footnote-id: ftn5" href="http://www.bulgakov.ru/ipb/index.php?act=post&do=edit_post&f=6&t=158&p=5230&st=430#_ftn5" name=_ftnref5>[5]. Одной из причин этой поездки была затянувшаяся болезнь сына – «Мальчик упал с велосипеда, и опухоль под коленом не проходила. Решено было показать его европейским врачам»[6].

В тот период времени влечение Андреевой к Горькому стало уже заметно окружающим, о чем собственно и пишет знавший ее 30 лет товарищ Хундадзе. Правда подлинное содержание бесед Андреевой с Лениным ему абсолютно неизвестно и является типичным плодом реконструкции в стиле Баркова, уважительно именующего подобный треп интерполяцией. Зато свидетельство Хундадзе, что интерес Андреевой к Горькому был в то время уже заметен окружающим, несомненно, списано с натуры: «… Даже не располагая никакими документами о содержании беседы Ленина с Андреевой, можно с уверенностью сказать, что Андреева достаточно ярко передала Ленину свои впечатления о поездке в Нижний, о жизни и условиях его [Горького] творчества. Вряд ли от Ленина укрылось и то, что интерес Андреевой к Горькому вовсе не ограничен литературными или даже партийными рамками. Несомненно, одно <…>, что и Ленин и Андреева с этого момента стали всемерно помогать Горькому прочнее связаться с социал-демократами»[7]. Видимо последние слова Барков со свойственным ему простодушием и истолковал, как получение Андреевой партийного задания.

Надеюсь, из полного варианта цитаты от читателя не укрылся тщательно замаскированный Барковым факт, что Андреева увлеклась Горьким еще до встречи с Лениным, а не вступила в связь с писателем по заданию партии.

Замечу, что на самом деле Ленину принадлежит не одно, а два прозвища Андреевой – «Мне когда-то Владимир Ильич дал две клички: "Феномен" и "белая ворона"»[8]. Горький же называл Андрееву «чудесной человечинкой»[9]. Стоит ли говорить, что малейшего намека на эти обстоятельства в романе нет, что было бы очень странно, будь Андреева в действительности прототипом Маргариты.
_______________________________________________________
[1] Андреева М. Ф. О Горьком // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 405.
[2] Там же, с. 45.
[3] Волохова Н. А. «Феномен». – 2 изд. перераб. и доп. – Л.: Лениздат, 1986, с. 75.
[4] Там же, с. 79.
[5] Там же, с. 70.
[6] Там же, с. 70.
[7] Там же, с. 71.
[8] Письмо М. Ф. Андреевой к Н. Е. Буренину от 20-21.08.1938 // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 422.
[9] Желябужский А. Л. «Чудесная человечинка» // Там же, с. 460.

[tsa]

V.XXIII.9. Именно к этому периоду относятся весьма интересные воспоминания В.В. Вересаева, примыкавшего в то время к социал-демократам: "Осенью 1903 года кончился срок моих высылок из столиц и я поселился в Москве […] Однажды как-то приехало несколько артистов Художественного театра, в том числе Качалов и Мария Федоровна Андреева, красавица, пожинавшая общие восторги в роли Кэт в "Одиноких", Наташи в "На дне" и в других. Она как-то необычно скромно сидела за ужином, много говорила со мной и моей женою, звала к себе, а мы ее звали к себе.
И вот скоро она приехала к нам. Была очень мила и даже странно как будто льнула к нам. Сказала: "Садитесь ко мне в сани, едем ко мне". Маруся сказала, что ей одеться нужно.
– Пустяки, у нас очень просто, мы живем колонией, по-студенчески. Ее ждал у подъезда великолепный лихач, и мы на нем помчались с нею на Георгиевский (ныне Вспольный) переулок. Подъехали к крыльцу большого, великолепного особняка, вошли, – обширный вестибюль, зала со сверкающим паркетом, потом гостиная, потом столовая. Разряженные гости, встал навстречу плотный барин в форменной тужурке – А.А. Желябужский, муж Андреевой. Вот так студенческая колония!.. Изысканный обед, помнится, даже лакеи в перчатках. Был там, между прочим, знаменитый миллионер Савва Тимофеевич Морозов с плоским лицом и калмыцкими глазками, плотный. После обеда Мария Федоровна повела к себе наверх, на антресоли. Она много нам рассказывала про Горького […]
Мы стали бывать у нее довольно часто. Она заезжала за нами и увозила к себе.[…]
Очень часто бывал у нее этот самый С.Т. Морозов. На меня он производил впечатление, что он тайно влюблен в Андрееву. Да, вероятно, и много было у нее поклонников – красавица, изящная, умница, талантливая".
Не правда ли, при чтении этого описания, принадлежащего перу деликатнейшего Вересаева, ощущается какая-то недоговоренность? "Странно как будто льнула к нам"…

Очень странно выглядят столь невнятные намеки неделикатнейшего и не робкого на язык Альфреда Баркова. Ведь он так и не произносит вслух, что же так смутило его в словах Вересаева, с чем он связывает интерес Андреевой к Вересаеву? С партийным заданием? Или с какими-то ее личными интересами? А вот у Вересаева, наоборот, никакой недоговоренности нет. Он ясно пишет, что его удивил интерес, проявленный к ним Андреевой, поскольку он тогда многое не понимал, не зная ее близких отношений с Горьким. Впечатление недоговоренности искусственно создал сам Барков, оборвав свою длинную цитату на самом интересном месте, как раз перед ключевыми для понимания текста словами Вересаева – «Мы ничего не понимали. Кажется, через год или через два Горький разошелся с Екатериной Павловной и женился на Марии Федоровне»[1]. Вот и вся очевидная причина интереса Андреевой к Вересаевым, – ее интересовали люди тесно общавшиеся с Горьким.
__________________________________________________________
[1] Вересаев В. В. Литературные воспоминания // Вересаев В. В. Невыдуманные рассказы. – М.: Худож. лит., 1968, с. 435.

[tsa]

V.XXIII.10. Такой же феномен, только в еще более отчетливо выраженной форме, присутствует и в воспоминаниях Ф.И. Шаляпина, который не раз бывал и в этом доме, и присутствовал на той самой вечеринке в Художественном театре, и в квартире Горького и Андреевой на Воздвиженке в Москве, и на Кронверкском проспекте в Петрограде, и на Капри… И вот во всей его объемной книге мемуаров нет ни единого упоминания об Андреевой – как будто бы эта особа вообще не существовала.

Барков изо всех сил тщится породить феномен умолчания вокруг Андреевой, не замечая, что в воспоминаниях Шаляпина для нее просто нет места по самому их замыслу. Даже о Горьком в первой части воспоминаний Шаляпина «Страницы моей жизни», изданной в 1916 году, нет ни одного слова! А ведь книга написана в самый разгар их дружбы и охватывает временной период по 1915 год.

О Горьком Шаляпин напишет только во второй части своих мемуаров – книге «Маска и душа» (1932), но в контексте не предполагающем описания ни его жен, ни его личной семейной жизни. Точно также в них не описана и первая жена Горького – Е. П. Пешкова – к которой Шаляпин относился с нескрываемой симпатией. Она только косвенно упомянута всего одной строчкой, где Шаляпин выделяет в Горьком такие привлекательные для него черты, как «сердечная любовь к своим детишкам, тогда маленьким, и особая ласковость волжанина к жене, очаровательной Екатерине Павловне Пешковой»[1]. Поэтому надувание Барковым щек по поводу отсутствия в мемуарах Шаляпина Андреевой, совершенно бессмысленно.
____________________________________________________________
[1] Шаляпин Ф. И. Маска и душа // Шаляпин Ф. И. Воспоминания. – М.: Локид, 2000, с. 356.

[tsa]

V.XXIII.11. … После поражения Декабрьского вооруженного восстания Андреева по заданию партии сопровождает Горького в эмиграции, выполняя при этом личные поручения Ленина. В совершенстве владея несколькими иностранными языками (в романе Булгакова этими качествами обладает Мастер), занимается переводами, в том числе романа Бальзака "Тридцатилетняя женщина"; этот роман в ее переводе четырежды издавался в нашей стране – дважды до революции и дважды – после. Здесь уместным будет вспомнить, что Маргарита описана Булгаковым тоже как "тридцатилетняя женщина".
…Помните – в романе, в тринадцатой главе, Мастер и Бездомный:
"… Историк по образованию, он […] кроме того, занимался переводами.
– С какого языка? – с интересом спросил Иван.
– Я знаю пять языков, кроме родного, – ответил гость, – английский, французский, немецкий, латинский и греческий. Ну, немножко еще читаю по-итальянски". А вот отрывок из письма Андреевой с Капри: "Теперь могу свободно переводить: с итальянского, испанского, французского, английского, немецкого. Перевожу добросовестно, не сочиняя и довольно хорошим русским языком…".

Здесь уместно напомнить поклонникам беспочвенного фантазирования, что Мастер либо Горький, либо – Андреева, а не их гермафродитическая смесь. В Америку и вообще в эмиграцию с Горьким Андреева ездила не по заданию партии, а как его гражданская жена. Конечно, можно гадать на кофейной гуще не давал ли ей Ильич сопутствующих партийных поручений в нагрузку, но никаких достоверных сведений об этом нет.

Следователь из Баркова очень плохой. Несмотря на внешнюю рассудительность его умозаключений, в их системе можно выбрать только какая именно ассоциация с Горьким будет сконструирована в данной главе. Другие выводы отсутствуют по определению, несовпадения игнорируются. Так, например, на то, что в списке языков которыми владеют Мастер и Андреева не совпадают два наиболее важных для Мастера языка – латинский и греческий – Барков не обращает никакого внимания. Опять же никто из пары Горький-Андреева не является «историком по образованию», Горький – самоучка, Андреева – актриса.

[tsa]

V.XXIII.12. Примечательно то, что это письмо от декабря 1911 года было адресовано в Москву актрисе МХТ Т.В. Красковской и Н.А. Румянцеву – администратору, помощнику режиссера и члену правления Художественного театра с 1902 по 1925 год. То есть, с текстом этого письма Булгаков мог ознакомиться как работник театра. Как видим, здесь тоже просматривается уже знакомый прием "Черный снег" – "Белая гвардия", как это имело место с эпизодом передачи десяти тысяч рублей. То есть, некоторые горьковские элементы приписываются Маргарите, а андреевские – Мастеру.
Но есть в романе элемент, присущий как Горькому, так и Андреевой. Щелкая пальцами и стараясь вспомнить имена своих многочисленных жен, Мастер использовал в качестве наиболее характерных примет "полосатое платье" и "музей". Насчет полосатого платья судить, конечно, трудно. А что касается музея, то здесь есть о чем сказать. В 1912 году Горьким и Андреевой в Италии был основан музей и библиотека по истории борьбы за политическое освобождение России. 19 декабря 1912 года Горький писал с Капри А.Н. Тихонову: "Посодействуйте музею, затеянному нами […] Подробности о музее – у М[арии] Ф[едоровны]. Всякие подробности у нее. Я пишу ей почти дневник, со временем он станет достоянием потомства…" (увы, этот "почти дневник" обнаружен так и не был, хотя Мария Федоровна намного пережила Горького).

Серьезно комментировать подобный бред право затруднительно. Впервые слышу, что работники театров имею возможность читать личную переписку администраторов и членов правления. Насчет музея также написана явная глупость: Мастер работал в музее, а не основывал его, да еще вместе с Маргаритой. Ну а приписывание Мастеру «многочисленных жен», несомненно, понадобилось Баркову для большей убедительности предлагаемой им связи его образа с Горьким. Ведь у Горького действительно было множество жен. Но факты самая упрямая на свете вещь: у Мастера в романе была только одна жена. А с платьем именитый дешифровщик булгаковских текстов и вовсе сел в лужу. У какой же женщины нет полосатого платья? Несомненно было оно и у жены Горького – Е. П. Пешковой. Вот так бездарно упустил Барков исторический шанс добавить еще один краеугольный камень в «обоснование» своей безумной гипотезы.

[tsa]

V.XXIII.13. И, уж поскольку речь зашла о музеях, то как тут не вспомнить неоднозначно воспринимаемую роль Горького и Андреевой, работавших в послереволюционном Петрограде в комиссии по отбору музейных ценностей для продажи за границу… Ценностей, которые в своем письме к Ленину из Берлина (25 января 1922 года) Андреева небрежно обозначила французским выражением bric-a-brac – безделушки: "Сейчас у нас большие надежды, что добудем денег в хорошей валюте за наши bric-a-brac". Теперь вспомним "длинное непечатное ругательство" в лексиконе Маргариты. Конечно, при пользовании респектабельными литературными источниками поиск "непечатных ругательств" – дело бесперспективное. Но все же: "Жаль, если милейшая гусыня Ядвига Нетупская все это похерила, – к сожалению, одно время она усиленно занималась такими геростратовскими делами". Это – выдержка из датированного 15 марта 1927 года письма М.Ф. Андреевой А.В. Луначарскому.

Когда я читаю подобные выдержки, мне начинает изменять своя собственная. Ну есть же какой-то предел безграмотности?!! Ведь совсем не современное разговорное значение слова «хер» имеется здесь в виду:
«<…> интересно проследить за расширением и изменением значений таких слов, которые возникли, как условные обозначения букв славянского алфавита.
<…> название церковнославянской буквы Х – 'хер' представляет собою условное сокращение или вернее: первую звуковую часть слова херовим или херувим (греч. χερουβίμ; Е. Веrneker. В. I, s. 387). Очевидно, именно этим словом (в его написании и звучании) иллюстрировалось значение буквы Х – при обучении церковно-славянской азбуке. Именно от этого слова хер произведен глагол херить (ср. выхерить, похерить, захерить)– «перечеркивать крестом наподобие буквы хер». Ср. захерить в пьесе А. Н. Островского «Сердце – не камень»: «Возьми бумажку-то! … Захерь, всю захерь!» (д. 1, явл. 4).
Глагол херить образовался в школьном и затем в профессионально-деловом, канцелярском языке. Он представляет собою отыменное образование (от слова хер). Хер – имя буквы х в церковно-славянском алфавите <…> уже в средневековом русском языке (однако, едва ли ранее XIII–XIV в.) слово хер получило значение условного знака в виде креста <…> Отсюда и возникает глагол херить (ср. захерить, похерить) с значением: «уничтожать или отмечать что-нибудь… изображением креста или хера, перечеркивать, зачеркивать» (см. сл. 1867–1868, 4, с. 874). Ср. в «Соборянах» Н. С. Лескова (в речи дьякона Ахиллы): «…Владыка решение консисторское о назначении следствия насчет проповеди синим хером перечеркнули и все тем негласно успокоили, что назначили отца Савелия к причетнической при архиерейском доме должности» (1957, 4, с. 239–240) <…>
По-видимому, как канцелярски-деловые слова глаголы херить и похерить имели широкое хождение в русском языке XVII–XVIII в. Ср. в словарях Академии Российской: «Похерить – вымарать, исключить что из написанного. Похерить имя чье в списке» (ч. 5, с. 103). Но в средний стиль художественной литературы эти выражения не входили.
Из значения – «зачеркивать – перечеркивать, отмечать знаком креста наподобие буквы X» – в глаголе херить – (при форме сов. вида похерить) легко развивается оттенок: «уничтожать, ликвидировать». Это расширение объема значения слова херить – похерить наметилось в разговорно-чиновничьем, служилом диалекте – еще давно – не позднее XVIII в. Но этот оттенок значения особенно резко выступил в русском литературном языке с 30–40 гг. XIX в., когда слово похерить было допущено и в стили художественно-повествовательной литературы. У И. С. Тургенева в повести «Клара Милич»: «Наконец, это ему все надоело – и он решился, как говорится, «взять на себя» и похерить всю эту историю, так как она несомненно мешала его занятиям и нарушала его покой» (гл. 8)»[1].

Хорошо что Барков Лескова с его «синим хером» не читал, могу только представить себе какие чудовищные ассоциации одолели бы его в этом случае. Вероятно припомнил бы соответствующий анекдот про ковбоя Джо…

Таким образом, материал данной главы свидетельствует, что стремление Баркова провести аналогию между письмом М. Ф. Андреевой и лексиконом Маргариты совершенно неправомерно, так как Мария Федоровна использовала в своем письме общепринятый в то время художественный и канцелярский оборот. А вот с лексиконом Елены Сергеевны выражения Маргариты пересекаются, о чем пишет Лидия Яновская:
«Нужно сказать, что сестры – Елена и Ольга – были очень привязаны друг к другу и годами жили вместе, в самых разных обстоятельствах, в частности, когда Е.С. была в браке с Шиловским. В отношениях между сестрами сложилась традиция грубовато-изящного юмора <…>
«Душа моя! – писала Е.С. – Ты меня так напугала сообщением о красном жакете, что я, бросив все дела, кинулась к письменному моему столу (розового дерева), чтобы отговорить тебя вовремя. Побойся бога! Если только ты выйдешь в поле в красном жакете – тебя забодает первая корова, не говоря уж о быках. А если ты гонишь с шитьем этого жакета не для торреадорских целей, а просто мечтаешь в нем тихо прогуливаться по вечерам по Покровской улице или ходить по воскресеньям на базар – то знай, что ни один гусь, ни одна гусыня не пропустит тебя, чтобы, вытянув шею, не клюнуть в зад».
И далее: «Ты думаешь, что «ребята» (речь о мальчиках – Сереже и его сверстнике, сыне Калужского. – Л.Я.) – это большая и интересная тема. Ошибаешься по неопытности и по своему бесплодию. Об них можно сказать только одно – и я время от времени и говорю это Лоли – это такая сволочь. Любопытны они до ужаса, поэтому я все время гоняю их и говорю вразумительно: Я вас люблю тогда, когда вы заняты своими делами и разговорами и не вмешиваетесь во взрослые дела».
(Обратите внимание на это неожиданное сволочь , обращенное к тем, к кому Елена Сергеевна относится с нежностью, и вспомните в романе:
«Маргарита, не переставая улыбаться и качать правой рукой, острые ногти левой запустила в Бегемотово ухо и зашептала ему:
– Если ты, сволочь, еще раз позволишь себе впутаться в разговор…») <…> Этот грубовато-любовный тон, принятый между сестрами и иногда по недостатку такта обращавшийся Ольгой на не терпевшего фамильярности Булгакова, выводил его из себя. Что поделаешь: то, что придает пикантность и шарм любимой женщине, может раздражать в ее сестре…»[2].
_____________________________________________________________
[1] Виноградов В. В. История слов: около 1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связанных. Отв. ред. Н. Ю. Шведова. В 4 т. Т. 2. – М.: Толк, 1994. – http://wordhist.narod.ru/poherit.html
[2] Яновская Л. Последняя книга или Треугольник Воланда с отступлениями, сокращениями и дополнениями. – http://abursh.sytes.net/rukopisi/main_yanovsk.htm

[tsa]

Глава XXIV. Желтые мимозы на черном фоне

«<…> поскольку булгаковский роман разворачивается как Евангелие <…>, то истоки образа Маргариты стоит искать там же – в Священном писании. А сквозной образ всех канонических Евангелий – это исцеление, спасение и духовное возрождение грешницы, которая «возлюбила много».
В. Сахаров[1]

«Ты думаешь, что ты ведьма?» – дразнил я ее. «Не ведьма, а колдунья и Маргарита», – строго говорила она».
С. Ермолинский[2]

Рассуждения Баркова по уровню изложения все более приближаются к известному анекдоту советских времен: на картине «Ленин в Польше» из шалаша в Разливе торчат ноги Дзержинского и Надежды Константиновны. – Ну а где же Ленин? – спрашивают зрители. – А Ленин в Польше! – отвечает экскурсовод.
______________________________________________________
[1] Сахаров В. «Мастер и Маргарита» М. Булгакова: прощание и полёт. – http://www.kritika.nl/master_i_margarita.htm
[2] Ермолинский С. А. О времени, о Булгакове и о себе. – М.: Аграф, 2002, с. 203.