Прогулки с Барковым или путешествие с дилетантом, «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение Опции

[tsa]

V.XXIV.1. Но возвратимся к каприйскому периоду жизни Андреевой. Одной из главных ее заслуг на этом этапе является, по ее собственной оценке, борьба за Горького против "впередовского" и "отзовистского" влияния со стороны деятелей Каприйской партийной школы, стоявших в оппозиции к Ленину. Вот что она сама писала по этому вопросу в 1910 году:
"Богданов, Луначарский, Алексинский и К^о – вот кто мои враги, они сделали все, от клеветы до обвинения меня в сумасшествии, чтобы "развести" Ал. М. со мной, так как пока эта "подлая, цепная собака около него – мы бессильны". Они свою игру проиграли, А.М. навсегда отошел от них, но стоило это мне всего, что мне было дорого…"Письмо весьма интересное, особенно если учесть, что оно было адресовано в Россию сестре Андреевой – Е.Ф. Крит. Такое впечатление, как будто бы оно является отчетом о проделанной работе и предназначено для прочтения кем-то другим.

Перед нами самое обычное письмо, написанное именно близкому человеку, а не тайный отчет о подпольной работе, пригрезившийся бывшему кагебисту, привыкшему самые интимные человеческие отношения всегда выворачивать наизнанку. Андреева любила Горького. Любила и как человека и как писателя и боролась за него так как она считала нужным, и была готова ради него пожертвовать всем. Ее поведение в данном случае ничем не отличается от поведения жен многих известных писателей, как впрочем и от поведения булгаковской Маргариты. Об искренней любви Андреевой к Горькому свидетельствуют строки многих ее писем – «Девять лет прожила я с ним, почти не расставаясь, и каждая минута жизни была связана с ним – я не знаю и не помню ни одной, когда бы он не был Человеком и Великим, Вдохновенным поэтом, – за это можно отдать не только всю свою остальную жизнь, но позволить содрать с себя с живой кожу»[1]. Если бы Барков внимательнее пролистывал страницы, а не занимался поверхностной выдиркой из контекста подходящих ему цитат, то на этих словах Андреевой он бы мог основать очередной конспирологический тезис, связанный с известными словами Азазелло о женщинах с содранной кожей.

Возвращаясь к роману, подчеркну, что никакой сестры в романе у Маргариты нет, как нет и никакого аналога с фракционным каприйским периодом в жизни Горького и Андреевой, и, соответственно, нет никакой отчаянной борьбы Маргариты с соратниками Мастера. В романе Мастер совершенно одинок. В отличие от Горького он не является общественной фигурой и никаких соратников не имеет.
______________________________________________________
[1] Письмо М. Ф. Андреевой к А. Н. Тихонову от 08.12.1912 // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 230.

[tsa]

V.XXIV.2. …"Она стала уходить гулять"… Только вот – куда?.. И к кому – ведь Ленин был в то время Женеве… Если вспомнить сомнения В.Н. Буниной ("Неужели, неужели…"), и ее же замечание о нашпигованной провокаторами Каприйской партийной школе, где все между собой перессорились, то приведенная выдержка из письма Андреевой к сестре дает представление о том, кто мог вносить раздор в ряды слушателей школы. И хотя сама В.Н. Бунина писала эти строки в занятой белыми Одессе и вряд ли была знакома с содержанием этого письма, относительно Андреевой она была весьма невысокого мнения:

Право же мне совсем неинтересно, куда ходила гулять Андреева, когда Ленин был в Женеве. В равной степени не волнует меня и мнение Буниной о ней. Но меня волнует примитивная глупость Баркова. Откуда он взял несусветную глупость, что когда Маргарита ходила гулять, Ленин был в Женеве? А почему не в Польше?!! Логика Баркова явно следует известной пословице – «в огороде бузина – в Киеве дядька».

[tsa]

V.XXIV.3. "Андреева в Петербурге издает строжайшие декреты. Вот, когда проявилась ее жестокость. Пятницкий рассказывал, что она в четырнадцать лет перерезывала кошкам горло!".

Да, это от души. За кошек отдельное спасибо; свежий и яркий образ в сравнении с уже набившим оскомину питьем крови христианских младенцев. Теперь, благодаря Баркову, стало ясно, что Булгаков увековечил отдельные черты Андреевой не только в образе Маргариты и Мастера, но и в образе Шарикова в романе «Собачье сердце». – «Вчера котов душили, душили…» Вот где таятся истоки романа «Мастер и Маргарита»!

Однако шутки в сторону. Ведь не исключено, что мы стоим на пороге раскрытия загадки знаменитых строк Мандельштама – «Играй же на разрыв аорты, С кошачьей головой во рту!»[1]. Можно только догадываться, кто мог рассказать Осипу Эмильевичу о загадочном пристрастии Андреевой к отрезанию кошачьих голов. Но хорошо известно, что Мандельштам неоднократно беседовал о самых различных вопросах с самыми разными людьми. Поэтому с большой долей уверенности мы можем предположить, что в этих разговорах он, несомненно, касался и личности Андреевой. Кроме того, об этом ему могла рассказать его жена, большая охотница до передачи подобных сведений. Так или иначе, но несомненно, что в приведенных выше строках Мандельштам таким оригинальным образом выразил свое ощущение от дьявольской игры Андреевой и ее не менее дьявольских пристрастий к усекновению кошачьих голов.

Теперь понятно и то, почему на балу Маргарита так кровожадно вцепилась в ухо коту Бегемоту. Разумеется, наедине с ним, она бы предпочла легкий изящный взмах бритвы порче маникюра, но у всех на виду вынужденно ограничилась трепкой. Но обратите внимание, когда Маргарита схватила Бегемота за ухо, он «захрипел», как будто бы ему передавили не ухо, а горло. А все потому, что стоило только бедняге представить себе ожидающее его в случае неповиновения лезвие бритвы, как костлявые руки ужаса сдавили горло несчастного создания со всеми вытекающими.

На этом примере, дорогой читатель, вам представился случай убедиться, что в литературоведении любой дурак всегда в состоянии утереть нос профессионалу, поскольку здесь, в отличие от других наук, требующих каких-то базовых специальных знаний, может преуспеть каждый, нужно только вовремя пришпорить свое воображение. – Почесал в затылке, поковырял в носу и вот уже готово очередное озарение – только успевай записывать. Глядишь, и целая книга набирается, как у Баркова и его последователей.
_____________________________________________________________
[1] Мандельштам О. За Паганини длиннопалым. – Пермь: Кн. изд-во, 1990, с. 226.

[tsa]

V.XXIV.4. Здесь речь идет о руководителе издательства "Знание" К.П. Пятницком, который вместе с Буниными был у Горького и Андреевой на Капри зимой 1911-1912 г.

С одной стороны, во время пребывания К. П. Пятницкого на Капри Андреевой было уже 43 года, так что он никак не мог лично узреть усекновение кошачьих глав младой Андреевой. С другой, – если Андреева действительно похвалялась подобными «подвигами», как могло получиться, что они остались не зафиксированы в памяти потомков? Даже Бунины, бывшие на Капри рядом с К. П. Пятницким лично ничего не слышали. Единственный источник этой сплетни – их собственные воспоминания о словах Пятницкого. Причины его клеветы на Марию Федоровну скорее всего связаны с ее резко отрицательным отношением к роли Пятницкого в растрате денежных средств Горького:
«К. П. Пятницкий впал в полный маразм»[1];
«<…> Пятницкий <…> совершенно разорил «Знание», истратил все средства Алексея Максимовича, неумело распоряжаясь ими, поставил А.М. в невозможное материальное положение и полную зависимость от него»[2].

Замечу, что сама структура полной цитаты из Буниных «Жена Плеханова говорила <…> Пятницкий рассказывал <…>»[3] наводит на мысль, что речь может идти и совсем о другом Пятницком – Иосифе Ароновиче, в 1918-1922 гг. члене бюро МК РКП(6). Однако и он лично сам ничего видеть не мог, так как родился именно в тот год, когда Андреева якобы увлеклась уничтожением милых пушистых зверьков. В любом случае, оценивая аналогичные сплетни, нужно понимать, что Горький был очень чувствителен и подобные шокирующие рассказы Андреевой, несомненно, вызвали бы у него резко отрицательное к ней отношение.
_______________________________________________________________________
[1] Письмо М. Ф. Андреевой к К. С. Станиславскому от 30.09.1912 // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 224.
[2] Письмо М. Ф. Андреевой к А. М. Коллонтай от 29.11.1912 // Там же, с. 229.
[3] Устами Буниных: В 3 т. Т. 1. – Frankfurt/Main: Посев, 1977, с. 197.

[tsa]

V.XXIV.5. Вот еще одна запись в этом дневнике, от 11/24 декабря 1918 г.: "Вспомнила Капри [: - сочельник]. Мы идем с Горьким. Мария Федоровна говорит, как в театре, каждому встречному все одно и то же, на слишком подчеркнутом итальянском языке:"
Весьма характерный психологический портрет Андреевой содержится в письме К.С. Станиславского, направленном ей в феврале 1902 года:
"Я люблю Ваш ум, Ваши взгляды, которые с годами становятся все глубже и интереснее. И совсем не люблю Вас актеркой в жизни, на сцене и за кулисами. Эта актерка - Ваш главный враг, резкий диссонанс Вашей общей гармонии. Эту актерку в Вас (не сердитесь) - я ненавижу: Она убивает в Вас все лучшее. Вы начинаете говорить неправду, Вы перестаете быть доброй и умной, становитесь резкой, бестактной, неискренней и на сцене, и в жизни.
Отношения Саввы Тимофеевича к Вам - исключительные. Это те отношения, ради которых ломают жизнь, приносят себя в жертву, и Вы это знаете и относитесь к ним бережно, почтительно. Но знаете ли, до какого святотатства Вы доходите?.. Вы хвастаетесь публично перед почти посторонними тем, что мучительно ревнующая Вас Зинаида Григорьевна ищет Вашего влияния над мужем. Вы ради актерского тщеславия рассказываете направо и налево о том, что Савва Тимофеевич, по Вашему настоянию, вносит целый капитал: ради спасения кого-то. Если бы Вы увидели себя со стороны в эту минуту, Вы бы согласились со мной".
"Актерка в жизни": Как видим, эту черту характера Андреевой подметили К.С. Станиславский и В.Н. Бунина.

Надо заметить, что отношения Андреевой с театром и в самом деле складывались не просто. Напомню, что она была активным участником большевистской подпольной деятельности, вела конспиративную работу и по существу действительно была вынуждена временами «актерствовать» перед товарищами по театру, не имея возможности объяснить им странности своего поведения – «Связанная с революционным подпольем Мария Федоровна должна была соблюдать конспирацию. Ей приходилось быть осторожной в общении с товарищами по театру. Это нередко истолковывалось как неискренность. В интересах своей политической работы она устанавливала «добрые» отношения с высокопоставленными особами и тем самым давала повод для всевозможных пересудов. Часто надо было о чем-то умалчивать, в каких-то случаях прибегать к маскировке, что вызывало недоумение и осложняло ее положение в труппе. Многие догадывались, что помимо сцены у Марии Федоровны есть какая-то вторая, им неизвестная и непонятная жизнь, и относились к этому неодобрительно, а некоторые и враждебно»[1]. И опять очередная несуразность: Барков обвиняет Андрееву в актерстве, но ведь в романе нет ни малейшего намека на актерство Маргариты, как нет и прототипа покровительствовавшего ей Саввы Морозова, что было бы совершенно невозможно, если бы Булгаков действительно писал о Горьком и Андреевой.
___________________________________________________________
[1] Григорьева А. П., Щирина С. В. Основные этапы жизни и деятельности М. Ф. Андреевой // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 592-593.

[tsa]

V.XXIV.6. Кстати, кроме Каприйской школы, был еще и V съезд РСДРП, куда Андреева была приглашена в качестве гостьи (именно Андреева, Горький лишь сопровождал ее). Это было в мае 1907 года в Лондоне. "Гостья" проявила себя неплохой хозяйкой на этом съезде: нашла какого-то английского фабриканта-мыловара, одолжившего крупную сумму денег на проведение съезда, "оберегала делегатов от натисков корреспондентов, обеспечивая конспиративные условия для тех из них, которым было рискованно оставлять свое фото даже в несовершенных газетных иллюстрациях".
Ну чем не хозяйка на балу Воланда! Прибыв гостьей, все быстро взяла в свои руки, все знала, всех оберегала… У юной ткачихи Орехово-Зуевской фабрики Морозовых, прибывшей на съезд в качестве делегата, о Марии Федоровне остались очень теплые воспоминания. Как же – девятнадцатилетней делегатке стало жарко, и Мария Федоровна по своей инициативе и за свой счет отправила ее пальто прямо домой в Орехово-Зуево! По почте. Чтобы девушке не тащить обузу на обратном пути. И еще у юной делегатки остались хорошие впечатления о том, как "во время перерывов был организован буфет, а около буфета часто угощали пивом, это организовала Мария Федоровна Андреева (жена Максима Горького). Она, приглашая выпить кружку пива, говорила полушутя, полусерьезно: "Угощаю пивом только большевиков", и меньшевики проходили мимо, с завистью поглядывая на кружки с пивом". Да, меньшевикам явно не повезло… Хотя кто знает, кому больше…

Между Андреевой и Маргаритой нет ни малейшей аналогии – Мастер не сопровождал Маргариту на балу, «гостья» не изыскивала средств на его проведение и пивом никого не угощала. А ведь есть в сцене на балу эпизод с фонтаном! – Какая возможность красиво обыграть поведение Андреевой! Вместо шампанского и коньяка нужно было всего лишь пустить в него пиво и предоставить Маргарите возможность разливать его разгоряченным гостям. Но странное дело, такой разумный Булгаков, так ловко якобы раскидавший по своему роману столько разных «ключиков», до такой простой вещи почему-то не додумался.

[tsa]

V.XXIV.7. Интересно, откуда у полиции появились данные о расходах по этой конференции?

Удивление Баркова, учитывая его профессиональное прошлое, неуместно. Подобные сведения всегда появляются от хорошо знакомых ему по прошлой работе осведомителей.

V.XXIV.8. В том же сборнике "М.Ф. Андреева" сказано: "Заграничная агентура департамента полиции сообщала в мае 1907 года в Петербург о ее приезде на съезд и денежных суммах, в свое время переданных ею большевистской партии на организацию съезда: "…из ста тысяч рублей, оставленных Саввой Морозовым Андреевой (второй жене Горького), в их распоряжении остается лишь 40 000 рублей". Странно: это "сообщение" весьма сомнительно по своему явно не полицейскому стилю.

Как говорится, – «когда кажется, креститься надо». Для данного документа в сборнике приведена точная ссылка на опись соответствующего фонда – «ЦГИАМ, ф. ДП, ОО, д. 5, ч. 80, т. 2, л. 65, об.»[1] В таких случаях, при наличии сомнений в достоверности документа, прежде всего нужно не полениться осмотреть документ собственными глазами, а не мудрствовать лукаво.
______________________________________________________
[1] Комментарии // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 690.

[tsa]

V.XXIV.9. Во всех делах того же департамента полиции (фотокопии – в этой же книге!) Андреева значилась как "жена действительного статского советника Желябужская М.Ф." – не допускались даже сокращения типа "жена д.с.с."; когда ее супруга повысили в чине, стала именоваться "женой тайного советника Желябужской М.Ф.", но не "Андреевой", и тем более не "второй женой Горького" – ведь не только в департаменте полиции, а во всей России в то время еще чтили закон, а церковный брак Горького с Екатериной Павловной, как и брак Андреевой с А.А. Желябужским, расторгнут не был. А Горький в официальных донесениях "заграничной агентуры" не мог именоваться не по настоящей фамилии – Пешков. Да и о Савве Морозове никто не мог писать иначе, как о "потомственном почетном гражданине советнике мануфактуры С.Т. Морозове". К тому же, это совсем не казенное словечко "лишь", явно не подходящее для полицейского донесения… Так что приведенная запись – скорее всего, литературная обработка того, что, возможно, было когда-то полицейским донесением.

Не хочется обижать опытного работника тайного фронта, но все же трудно поверить, чтобы даже самые последние агенты полиции высокопарно именовали Андрееву – «жена действительного статского советника Желябужская М. Ф.» Подвергаемый Барковым сомнению текст является самым обычным агентурным донесением, а не выпущенным отделением полиции официальным документом. Поэтому никакие моральные, юридические или иные нормы не препятствуют именованию в нем урожденной Марии Федоровны Юрковской, в замужестве Желябужской, просто Марией Федоровной Андреевой, поскольку Андреева не фамилия, а сценический псевдоним, тем более что сама Андреева себя всегда идентифицировала исключительно как Андрееву – «Вы что ж это пишете мне на фамилию по паспорту [Желябужская]? Меня так тут в Москве и не знает никто. Я – Андреева»[1].

Понятно, что в официальных документах безусловно должна указываться фамилия человека по паспорту и законный супруг. Но в приведенных в сборнике неофициальных агентурных донесениях этого якобы неукоснительного по Баркову правила никто не придерживается. Поэтому надувание Барковым щек по поводу чтения закона и церковного брака в царской России по меньшей мере бессмысленно. В данном случае он, как обычно, односторонне препарировал и осветил реальные факты. В приведенных в сборнике полицейских документах Андреева именуется женой Желябужского не «во всех делах», а только в документах строго официального характера. При этом практически во всех подобных документах, где она названа Желябужской, указан и ее сценический псевдоним – «по сцене Андреева». Кроме того, даже в самых официальных полицейских документах мужа Андреевой именуют то неполным, то старым титулом, а то и вовсе его сокращением, причем именно в отрицаемом Барковым варианте – «жена д.с.с.», в чем мы сейчас и убедимся на конкретных примерах.

Начнем с официальной Ведомости о лицах, подлежащих розыску (циркуляр департамента полиции от 18.06.1907 о розыске и аресте Андреевой)[2]. Такие документы заполнялись с указанием всей необходимой для розыска информации и имели семь граф с четко определенным перечнем подлежащих занесению сведений. В частности подлежали указанию паспортные данные и сведения о супруге разыскиваемого. Уже на примере данного документа мы можем убедиться, что в то время полицейским чинам было глубоко наплевать на высокопарные рассуждения переживающего за честь мундира Баркова о необходимости чтить закон, поскольку у мужа Андреевой указан в документе не полный чин – «действительный статский советник», а сокращенный – «действительный советник». Не иначе как от подобного падения нравственности виртуозов тайного сыска и свершилась в России революция.

Вот еще примечательный документ – опубликованное в печати официальное Извещение департамента полиции от 17.07.1913 о прекращении судебного дела в отношении Андреевой – «От Департамента Полиции объявляется жене д. с. с Марии Федоровой Желябужской о том, что уголовное преследование ее по делу о конторе редакции газеты «Новая жизнь» определением С.-Петербургской судебной палаты от 17 минувшего июля прекращено с отменой меры пресечения»[3]. Перед нами очередной пример наглого попрания чиновниками департамента полиции священных основ законности, нравственности и морали – мало того, что должность тайного советника А. А. Желябужского сократили до нескольких буковок, так ее еще и перепутали с действительным статским советником и напечатали «д. с. с» вместо «т. с.». И это не единичный случай! В том же 1913 году администратор МХТ Н. А. Румянцев от имени группы артистов и себя лично извещает Министерство внутренних дел, что «жена Тайного Советника Мария Федоровна Желябужская (по сцене Андреева) <…> желает возвратиться в Россию, чтобы вернуться к своей артистической деятельности»[4], а Жандармское Управление продолжает выпускать из своих недр документы, где Андреева по-прежнему характеризуется как «жена Действительного Статского Советника»[5]. Налицо явное неуважение закона. Эдаким щелкоперам ничего бы не стоило и полковника КГБ Баркова объявить «то ли инженером то ли юристом». Впрочем, как мы уже убедились, такие люди не перевелись и в нынешние дни (см. Введение).

Замечу, что при необходимости в официальных документах департамента полиции упоминается и связь Андреевой с Горьким. Например, справка департамента о М. Ф. Андреевой от 20.04.1913 содержит сведения не только о ее законном муже, но и о Горьком – «Желябужская Мария Федоровна, жена Действительного Статского Советника, бывшая артистка Московского худ. театра, по сцене Андреева, родилась в 1868 году, сожительствует с писателем Максимом Горьким (Пешковым)»[6].

Во всех приведенных в сборнике агентурных и внутренних полицейских донесениях должность мужа Андреевой не упоминается. Например, в фотокопии совершенно секретной записки Петербургского отделения по охранению общественной безопасности и порядка от 05.08.1905 на имя Директора Департамента полиции о концерте в Териоках, Андрееву именуют просто Андреевой, то есть не указана не только должность, но и фамилия мужа[7]. В другом же документе департамента полиции от 05.06.1906, о литературно-музыкальном вечере в Гельсингфорсе, Андрееву именуют «Мария Федоровна Желябужская, по сцене Андреева»[8].

В агентурных записках охранного отделения по г. Москве от 10.01.1913 Андреева, так же как и в оспариваемом Барковым тексте, именуется женой Горького – «Фактически все переговоры с перечисленными лицами будет вести ныне прибывшая в г. Москву жена Максима Горького (Андреева) <…>»[9]. Фотокопия данного документа в сборнике не приведена, но точная ссылка на опись соответствующего фонда указана – ЦГИАМ, ф. ДП, ОО, д. 5, ч. 46, л. Б, 1913.

Примеры именования Андреевой в документах департамента полиции именно по сценическому псевдониму приведены и другими публикаторами, например, Н. Е. Бурениным:
«Весть об этих концертах, как и следовало ожидать, дошла и до петербургской охранки. Много лет спустя, уже в годы Советской власти, я обнаружил в Центральном архиве в Москве записку следующего содержания:
«Андреева Мария Федоровна.
Привлечена в качестве обвиняемой к дознанию в порядке 1935 ст. уст. угол. суда – по делу социал-демократич. организации, находящемуся в Судебн. Палате.
Приостановлено 17 февраля 1907 года до явки или задержания.
Обвинялась:
1. В прочтении воззвания противоправительственного содержания на литературно-музыкальном вечере в Гельсингфорсе в пользу пострадавших во время беспорядков в России.
2. В 1906 году привлечена к дознанию о «Новой жизни».
(По сведениям Охран, отдел, служила местом явки активн. работников РСДРП).Подлежит аресту»»[10].
_____________________________________________________
[1] Письмо М. Ф. Андреевой к Н. Е. Буренину от 19.10.1913 // Там же, с. 262.
[2] Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 151.
[3] Там же, с. 244.
[4] Письмо администратора МХТ Н. А. Румянцева в Министерство внутренних дел от 09.04.1913 // Там же, с. 235.
[5] Донесение Спб. Губернского Жандармского Управления от 08.05.1913 // Там же, с. 237.
[6] Там же, с. 236.
[7] Там же, с. 101.
[8] Там же, с. 124.
[9] Там же, с. 233.
[10] Буренин Н. Е. Памятные годы. Воспоминания. – Л.: Лениздат, 1967, с. 120-121.

[tsa]

V.XXIV.10. Не менее странными выглядят и обстоятельства возвращения Андреевой в Россию в конце 1912 года. Судя по содержанию ее писем Н.Е. Буренину (из Боевой технической группы РСДРП, сопровождал ее и Горького в поездке в Америку и в переезде оттуда в Италию), отправленных в последний месяц пребывания на Капри, выезд был обставлен с соблюдением всех мер конспирации: о себе писала в третьем лице, ехала через Данию под именем Харриет Брукс… Хотя для охранки содержание этих писем, если только они ее интересовали, вряд ли представило бы секрет. Дело в том, что параллельно этим письмам Ленин по своим каналам тоже обеспечивал "конспирацию" прибытия Андреевой в Россию. Заботясь о ее безопасности, хотя никакой необходимости в этом не было (преступление Андреевой, которое ей инкриминировалось, – издание в 1905 году газеты "Новая жизнь" – к тому времени попало под амнистию, в связи с чем, собственно, и стало возможным ее возвращение), Владимир Ильич возложил все тяготы по обеспечению ее безопасности в России на самого надежного партийного товарища – Романа Малиновского, успешно совмещавшего руководство фракцией социал-демократов в Государственной Думе с ролью платного провокатора охранки. Того самого Малиновского, по инициативе которого мало кому известный до этого Сталин был кооптирован в состав ЦК РСДРП.

Ранее Барков аттестовал Буренина несколько иначе (см. тезис III.XIII.17) – «на Капри при нем постоянно находился профессиональный музыкант Н. Е. Буренин» – но потребовался несколько иной антураж и музыкант с легкостью превратился в боевика, что правда более соответствует истине. Что касается приведенных Барковым ценных сведений о Ленине и Андреевой, то они никак не связаны с какими-либо событиями романа.

[tsa]

V.XXIV.11. И еще штрих. На пути из Капри Андреева в письме к А.М. Коллонтай писала 29 ноября 1912 года из Копенгагена: "За мной все время, с самого Капри, был хвост благодаря визиту к Алексею Максимовичу Вл. Лв. Б-ва [Бурцева], совпавшему с моим отъездом". Следовательно, Андреева подозревала "ассенизатора партий", то есть человека едва ли не единственного, в отношении непричастности которого к охранке сомнений нет, в том, что он привел к ней мифический "хвост". А, может, не подозревала вовсе, а просто боялась? Ведь Бурцев мог прибыть на Капри только по делу, которому посвятил свою жизнь. По вопросу выявления провокаторов охранного отделения… А вот Малиновского, которого Бурцев все-таки разоблачил как провокатора, Мария Федоровна почему-то не опасалась.Странное обстоятельство: в тексте одного из приведенных в сборнике писем Ленина Горькому есть такие слова об Андреевой: "Еще черкните, как Малиновскому найти ее в Питере или в Москве. Через Тихонова?", но в подробнейшем "Указателе имен" Малиновский не упоминается вообще! А о Бурцеве сказано буквально: "Был близок к эсерам, затем поддерживал партию кадетов; издатель журнала "Былое". После 1917 г. – эмигрант". И все. Обвинение Андреевой в адрес Бурцева бросили, а главного не сказали. То есть, в этом сборнике имеем то же, что и в четырехтомной фундаментальной "Летописи жизни и творчества А.М. Горького" – недомолвки. И так во всем, что касается Горького и Андреевой.

Да… Вот такие с позволения сказать специалисты сыскного дела и профукали СССР. Да где же здесь малейший намек на то, что Андреева опасалась Бурцева? Где здесь обвинение, брошенное Андреевой в адрес Бурцева? Текст слегка невнятен, но понятен намек Андреевой на то, что за Бурцевым следили, и эта слежка перешла на Андрееву, так как совпала с ее отъездом. А причины ее беспокойства очень просты, но как всегда опущены Барковым. Поэтому приведем полный вариант цитаты: «В том-то и беда моя была, друг мой, что у меня не только никакой бумажонки не было, но за мной все время, с самого Капри, был хвост благодаря визиту к Алексею Максимовичу Вл. Лв. Б-ва [Бурцева], совпавшему с моим отъездом»[1]. Вот и вся причина опасений Андреевой – отсутствие у нее документов на въезд в Россию: «Андреева подчеркивает, что она выехала с Капри без всяких документов <…> Под видом иностранки Андреева приехала в Финляндию <входившую в состав Российской империи – С.Ц.> и нелегально поселилась в Мустамяках»[2]. Разумеется, в этих условиях полицейский «хвост» был непозволительной роскошью.

Что касается Малиновского, то это уж совсем махровая глупость. Как можно опасаться неразоблаченного провокатора? Как можно опасаться того, о чем еще не знаешь, врага, который еще не проявил себя как враг? И уж совсем невежественно для Баркова жаловаться, что в указателе имен отсутствовала фамилия Малиновского, а сведения о Бурцеве были слишком скупы. В те годы подробные сведения по подобным фигурам приводились в одном единственном указателе имен – в полном собрании сочинений В. И. Ленина. Только в нем в те годы можно было почерпнуть сведения о людях, причисленных к истинным или ложным врагам революции.
___________________________________________________________
[1] Письмо М. Ф. Андреевой к А. М. Коллонтай от 29.11.1912 // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 229.
[2] Комментарии // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 709.

[tsa]

V.XXIV.12. И если уж присмотреться попристальней, то вся история с конспирацией была шита белыми нитками с самого начала. Посылать за Андреевой "хвост" от Капри до самой России – накладно, да и не было в этом необходимости, поскольку весь этот переезд контролировался Малиновским. Решение о въезде Андреевой в Россию принимал не кто иной, как товарищ министра внутренних дел В.Ф. Джунковский – тот самый, который, будучи адъютантом московского генерал-губернатора Великого Князя Сергея Александровича, якобы предупредил ее, что полиции известно о нахождении Н.Э. Баумана в ее доме. После этого Савва Морозов (благо – жил рядом, тоже на Патриарших) выполняя роль кучера (для конспирации!), вывез Баумана в свое загородное имение.

Если уж действительно присмотреться попристальней, то вся эта история выеденного яйца не стоит. Ведь нам ничего неизвестно, кто приставил этот хвост, и не почудился ли он вообще Андреевой, и связан ли он с Бурцевым. Ведь о ее отъезде было известно заранее и хвост могли прислать именно чтобы проверить, не выйдет ли она на какие-то явки по пути в Россию. Ну а насчет «накладности» слежки бывшему представителю советской охранки и вовсе грешно фарисействовать. В таких делах с расходами никогда не считаются. Если простые учителя в те годы могли спокойно повезти свое семейство на заграничный курорт, то трудно ли было могущественному охранному ведомству изыскать средства на отправку агентов за границу?

[tsa]

V.XXIV.13. Если Вы, уважаемый читатель, до сих пор полагаете, что роман Булгакова "Мастер и Маргарита" – фантасмагория, то теперь имеете возможность убедиться, что настоящая фантасмагория – в жизни. Вернее – в скомпонованных в тридцатые годы воспоминаниях М.Ф. Андреевой. Баумана убили черносотенцы в 1905 году, влюбленный в Андрееву "кучер" – потомственный почетный гражданин С.Т. Морозов – застрелился тогда же, так что ни подтвердить, ни опровергнуть эту фантасмагорию некому. А нужно ли вообще?.. Ведь на главный вопрос ответ мы все равно не получим – кто оплатил Андреевой поездку в Женеву летом 1903 года?

Мемуары Андреевой ничем не отличаются от сотен других мемуаров, изданных при советской власти. Все их печатные варианты выхолощены и полны умолчания. Изучать по ним историю в лоб нельзя. Убийство Морозова вообще отдельная история, но она не имеет никакого отношения к роману Булгакова, поэтому на ней я останавливаться не буду. Замечу только, что слухи о причастности к этому делу Горького для меня лично убедительно опровергаются все его последующей общественной жизнью.Что касается главного для Баркова вопроса, то напомню, что Андреева ездила летом 1903 г. на отдых в Швейцарию не одна, а с детьми. Причем одним из поводов для поездки было лечение сына у европейских врачей (см. тезис V.XXIII.8). Поскольку Андреева в то время еще была замужем за Желябужским, то лично у меня вопрос оплаты ее проезда мужем никакого сомнения не вызывает.

[tsa]

V.XXIV.14. Знал ли сам Булгаков ответ на этот вопрос? Ведь с Бурцевым его пути нигде не пересеклись. И все же сомнения в истинной роли Андреевой во всей этой истории у него могли возникнуть в процессе тесного общения с В.В. Вересаевым, в воспоминаниях которого просматриваются намеки именно по этому вопросу. Если к этому добавить, что в ближайший круг общения Булгакова входили также В.И. Качалов, поддерживавший в начале века отношения с Андреевой не только в связи с совместной сценической деятельностью в Художественном театре, но и на почве увлечения идеями социал-демократии (достаточно сказать, что за помощью в сокрытии Баумана от полиции к Андреевой обратился именно он), Е.И. Замятин, тесно общавшийся в начале века с Горьким и Андреевой (характер отношений самого Булгакова с Замятиным иллюстрирует не только содержание их переписки, но и тот факт, что, когда находившийся в опале Замятин получил разрешение на выезд из СССР, на вокзале его провожали только два писателя – Булгаков и Вс. Иванов), то возможность получения им детальной характеристики личности Андреевой сомнений не вызывает. Причем из уст людей, для которых наблюдательность является едва ли не главнейшим профессиональным качеством.

Знал ли Булгаков ответ, или не знал, наука об этом не знает и вряд ли когда-либо узнает, так как для булгаковедения подобные нюансы жизни Горького не так уж и важны. Впрочем, и горьковедение вряд ли интересует, например, какие именно «пять роковых ошибок»[1] в своем прошлом упоминал Булгаков в письме к П. С. Попову. Что ж, у каждой науки свои профессиональные приоритеты и это совершенно естественно.
____________________________________________________________________
[1] Булгаков М. А. Дневник. Письма. 1914-1940. – М.: Совр. писатель, 1997, с. 268.

26.02.2010. Форум все-таки умер при прямом попустительстве его владельцев. Впрочем сие печальное обстоятельство было вполне прогнозируемо. Поэтому новые главы на форуме я выкладывать давно прекратил и не имею намерений в дальнейшем как-то связывать с ним свои исследования. Что касается моей книги, то она радикально переработана и фактически завершена. Если не удастся издать ее в печати, со временем размещу ее в Интернете.