Элис Мунро

Анатолий Ухандеев

Лауреатом Нобелевской премии по литературе в этом году стала канадская писательница Элис Энн Манро (Мунро). К сожалению, это тот случай, когда русский читатель с произведениями автора не только почти не знаком, но и не может познакомиться. Причина проста: на русский язык переведено всего четыре рассказа. Два опубликованы в "Иностранной литературе", поэтому главным экспертом, к которому обратились журналисты, стал редактор этого журнала Александр Ливергант. Он отметил, что Манро – очень хороший писатель, но не на "пятёрочку" и не вполне заслуживает главной премии мира. Все остальные пока разводят руками и сетуют на нерасторопность издателей.

Манро пишет (или точнее, писала – восьмидесятидвухлетний автор летом объявила об окончании писательской работы) рассказы и это ещё одна новость для сюжета Нобелевки. Почти без исключений эта премия вручалась романистам (иногда драматургам). Кроме того, она первый канадец в списке литературных лауреатов. Об этих двух особенностях — канадскости и краткости — и можно, пожалуй, поговорить, прочитав ничтожную дольку произведений Манро.

Все рассказы посвящены канадской глубинке, более того, кажется, непременным участником действия в рассказе становится если не лес, то хотя бы дерево. Канадская природа одновременно очень похожа на российскую и, в то же время, воспринята иначе. Деревья в рассказе "Лес", будучи даже предметом горячей влюблённости, всё же предмет чужой, он не становится ни патриотическим, ни каким-то ещё сверх-символом (как берёзка в России). В лес ездит не тургеневский охотник, а маляр, подрабатывающий заготовкой дров. А в рассказе "Жребий" героиня просто проносится мимо тайги на поезде и лишь мельком наблюдает за его красотой.

Каждый из героев Манро – это житель своего особенного футлярчика – и тут навязчивое сравнение с Чеховым уместно. В "Жребии" – античная филология (точь-в-точь, как в чеховском "Человеке в футляре"). В "Настоящей жизни" свой (но уже купленный другими людьми) домик. В "Лице" – собственная уродливость, а в "Лесе" – поездки на лесозаготовку. Каждый раз Манро мягко и словно чуточку несмело сталкивает героя с необходимостью нарушить целостность этого футляра. Лишает (мнимо или на самом деле) любимого и привычного: леса, дружбы, дома… Здесь нет чеховской жестокости и неминуемой гибели, нет трагедийности. Манро рассказывает, в сущности, о психологическом быте, а не о психологических или каких-то других безднах.

Быт этот, то есть повседневные негромкие драмы человеческих отношений, описан убедительно и достоверно. Сюжет и развязка рассказов, хотя и не "затягивают нас в водоворот событий", но хороши, довольно увлекательны, и, что немаловажно, очень ясны.

Разрушение человеческого футляра у Манро связано ещё с одним повторяющимся мотивом. Это мотив вмешательства в чужую жизнь, вмешательства мотивированного искренним желанием-жаждой счастья ("Настоящая жизнь", "Жребий"), скукой ("Лес") или отчаянием ("Лицо"). В "Жребии", например, юный магистр филологии Джулиет едет через всю страну, чтобы увидеться с женатым мужчиной, который однажды поцеловал её. Она набралась решимости вторгнуться в его жизнь, превратить случайную мимолётную влюблённость в историю большой любви. Она пытается выбраться из книжного, прекрасного, но мнимого мира в мир, где происходит настоящая смерть. И влюблённость-то и возникает только благодаря случайной и страшной гибели попутчика.

Героиня "Настоящей жизни" во что бы то ни стало хочет выдать замуж подругу, организовывает пышную свадьбу, не считаясь с тем, что жених – иностранец. Несчастной подруге придётся бросить всё, к чему она привыкла, чем жила всю свою жизнь. Сбросить оболочку и выстроить новую где-то там, в неведомой Австралии. Но самопровозглашённая сваха убеждена, что это будет настоящая жизнь, что только так можно стать счастливой.

Особая и самая трогательная история у героев рассказа "Лицо". В ней попытка вмешательства, попытка сломать футляр провалилась. Его владелец и жертва не смог услышать за кажущейся насмешкой звуков любви. И здесь не обойдётся без крови, но она лишь в истории, рассказанной о далёком и уже чужом человеке, навеки отвергнутом, отторгнутом, забытом.

Формулировка шведских академиков, выбравших Манро как "мастера короткого рассказа", адекватна. Спору нет: мастер. С нетерпением будем ждать хороших переводов и качественного издания. Полагаю, что канадские негромкие страсти найдут немало заинтересованных русскоязычных читателей.

Рецензия предоставлена автором