Скульптор Александр Рукавишников - самый востребованный художник Москвы после Зураба Церетели. Его Юрий Никулин стоит перед цирком на Цветном бульваре. На Ваганьковском кладбище - памятник Высоцкому. Около Ленинки - памятник Достоевскому. Но настоящая известность к нему пришла после скандала со злополучным "примусом" на Патриарших прудах - композицией по роману Булгакова "Мастер и Маргарита". В последнее десятилетие это был, пожалуй, первый и единственный случай, когда общественности удалось отстоять свой район от навязанного им властями памятника. Но и скульптор внакладе не остался - скандал на Патриарших принес ему международное признание, Рукавишникова просто засыпали заказами на изготовление бронзовых примусов, которые разлетаются теперь по всему миру. Впрочем, и другим персонажам булгаковской композиции нашлось наконец место в Москве - теперь их впишут в панораму Воробьевых гор. Об этом и многом другом Александр РУКАВИШНИКОВ беседует с корреспондентом "Известий" Анной ГАРАНЕНКО. 
  "Не люблю, когда громко орут" 
  - Ваш Булгаков на Патриарших прудах вызвал нешуточный скандал: люди полгода писали письма, стояли в пикетах, перекрывали въезд на стройплощадку, однажды даже насос в воде утопили... Чем вы их так раззадорили? 
  - Это не я. Скандал был наполовину политический - если помните, в Краснопресненской управе был такой дяденька Краснов, который хотел быть мэром. Деньги платили пенсионерам, потом коммунисты с флагами ходили, орали... Я думаю, это было неискреннее возмущение. Ее просто довели, эту интеллигенцию. И, естественно, никому из нас не дали возможности объяснить замысел памятника. 
  - Чего больше всего жалко? 
  - Архитектуры - она была просто удивительная. Ее делали Андрей Шаров и Александр Кузьмин. Они, совершенно разные, дополняли друг друга. Шаров придумал замечательные вещи, которые были разработаны до мельчайшего камушка - грубые поверхности и рядом отполированные, шпунт, как японцы делают, с естественными сколами... Мы даже хотели группу китайцев нанимать, чтобы эти ребята доделали все на месте (они очень хорошо работают: говоришь "полируй" - сразу бросаются полировать, не как наши). 
  - Почему вы все-таки отказались от замысла памятника? 
  - Надоело. Не люблю, когда так громко орут. Посопротивлялся немного, и хватит. Может, эти скульптуры на Патриарших не нужны. Может, им в центре Москвы не место (хотя не мы его выбирали). 
  - Вы как-то говорили, что вас отговорила от этой затеи ваша любимая женщина... 
  - Она не просто любимая. Она дочь Барановского - сумасшедший был подвижник. Его сажали за то, что он восстанавливает храмы, а он, выйдя из тюрьмы, надевал кепку, костюмчик как у Чарли Чаплина, брал саквояж и снова ехал обмерять церкви. Благодаря ему многое было восстановлено. Василия Блаженного не взорвали, потому что он туда залез и сказал: "Взрывайте со мной"... Да, так она - его дочь и моя крестная мать. Она художник - скульптор, ей много лет. Все слушала, слушала вопли про Патриаршие, понимала, что я вроде прав. А потом и говорит: "Саша, откажись ты от примуса". Я говорю: "Ну ладно". 
  - Вот так просто послушались? 
  - Должен быть человек, которому ты обязан повиноваться. Именно повиноваться. Учитель. Раньше был отец, он умер четыре года назад. 
  - На Патриарших бывали после всей этой истории? 
  - Там сейчас работают три милые женщины-архитектора. Сделали все по указке этих... скажем так, жителей. И что получилось? Парк для заключенных концлагеря: розовые бордюрчики из полированного гранита, фонарики с узорами, решеточка... Обычнейший сталинский аморфный парк. Нет, если хотите - пожалуйста... Как Фрэнк Заппа говорил: "Так вот это вы называете музыкой?" Если они это называют архитектурой, тут не нужен ни Шаров, ни Кузьмин, ни я, никто... 
  "Вместо примуса будет машина. Вместо Патриарших - Воробьевы горы"
  - Вы говорили, что платите за хранение памятника Александру Второму, так и не установленного. 
  - Плачу. И за всех героев Булгакова - они лежат в разных комбинатах, заводах. А я плачу за хранение. Другой бы сейчас бегал с выпученными глазами. Не могу сказать, что мне это нравится, но что делать? Одно хорошо - теперь я могу стать мастером по примусам. 
  - Как это? 
  - А у меня уже очередь на них - заказывают японцы, китайцы, корейцы. Я уже сделал штук пять разного размера - метр, два метра. 
  - Японцам-то зачем? 
  - Не знаю - их это почему-то прикололо. Скандал ли понравился, или предмет забытый, или у них не было такого никогда. Внутри они просят сделать кто что, но форма примуса сохраняется. Если так дальше пойдет, я могу все бросить и делать только примусы. Как в Италии есть человек, который делает машины старые - от маленьких до больших. Только этим и занимается, краги себе купил, кепку большую, очки и ходит, выпендривается. А я могу Бегемотом стать - примуса починять... 
  - Ладно, примус вы пристроили. А остальные герои Булгакова - что будет с ними? Говорят, подобрали для них новое место? 
  - Все эти ханжи орали - уйдите с жемчужины Москвы, Патриарших прудов. С жемчужины мы ушли, нашли место на Воробьевых горах, за Андреевским монастырем, возле проспекта Косыгина. Ничего там трогать на будем, только дорожки сделаем такие странные и очень хороший свет, поставим направленное освещение. 
  - Вместо примуса будет автомобиль? 
  - Да, семиметровая черная машина, на которой они улетают в финале романа. За рулем грач. Она будет взлетать с откоса в сторону Лужников - чтобы не возникла храмовая тема, к храму идут все библейские персонажи, а эти все - к Лужникам. 
  - Фигура Христа изменится? 
  - Христа надо менять. Он четырехметровый, весь вытянутый, как у Эль Греко. Слеплен очень странно, чтобы, когда на него смотришь сверху, с берега, он казался нормальным. В новом месте нет таких берегов. Мы его даже хотим поставить на сушу. 
  - А Мастер и Маргарита? 
  - Они у меня сидели на постаменте у Булгакова. Такая была странная вещь, примочечная немножко: он сидит на сломанной лавке, а сзади, в размер людей, влюбленные - с лицами, закрытыми волосами (чтобы не персонифицировать, у каждого ведь свои Мастер и Маргарита). Сделаю новых Коровьева с Бегемотом. 
  - На этот раз, видимо, возражать никто не будет - место пустынное, поэтичное. 
  - Да нет, опять наверняка придут. Им же скучно. В Москве вообще, как в "Бумбараше": "белые приходят грабят, красные приходят - грабят..." Не ханжи, так почвенники. Мне ни за что не стыдно, могу в Лондоне показать, там все на уровне, все непросто. Пускай. Я уверен - скульптуры, как и рукописи, не горят. 
  "Я в России всегда работаю адаптированно. Знаете, бывают книжки адаптированные - для идиотов"
  - Вы знаете, что вашего Достоевского, который сидит у Российской государственной библиотеки, обзывают "на приеме у проктолога"? Не обидно? 
  - Это такая специально сформулированная фраза - думаю, это Бунимович (депутат Мосгордумы. - "Известия") придумал и запустил. А может, народное творчество, и несчастный депутат ни при чем. Достоевский - любимая моя скульптура. Я за него отвечаю по всем - и формальным, и литературным, и символическим - признакам. Я за него спокоен. У меня в Дрезден попросили точно такого же, только маленького. Давайте, говорю, я вам сделаю модного Достоевского - мы придумали вариант, там круглые пилы вокруг него, усеченные, и он на распиленных камнях сидит. Но они попросили именно этого - говорят, очень нравится. Я пожаловался, что его здесь обзывают всяко. Они говорят - "дураки, потому что мы в Достоевском лучше всех понимаем". 
  - У вас искусство очень видное. Идет человек, глядит - стоит памятник, почему бы не сделать замечание. 
  - А я включаю телевизор, вижу - там Ростропович играет на балалайке своей, так я же ему не говорю "ты неправильно играешь". 
  - Вы считаете, что люди не в состоянии оценить качество скульптуры? 
  - Конечно, нет. Я все время об этом думаю. Они даже на сотую долю не представляют, что такое скульптура и архитектура. Они не виноваты. Они разные. Есть зачарованные странники, есть хамы. Но отличить хорошую от плохой они не могут. Да что о качестве - до этого обычно и разговор не доходит. Нормальные вопросы - кто это такой, какой высоты, сколько весит... Я в России всегда работаю адаптированно. Знаете, бывают книжки адаптированные - для идиотов. 
  "Я бы на месте Лужкова лет пять Манеж поэксплуатировал в обгоревшем виде" 
  - Вы на короткой ноге с московским мэром. Часто этим пользуетесь? 
  - Нет. Я его не достаю. У него и без меня хлопот достаточно. Я его очень уважаю, хороший человек, человек слова, и то, что он делает, мне нравится. "Как, говорю, вы, Юрий Михайлович, с ума не сойдете со всеми этими маразмами вокруг?" А он говорит: "Нормально". 
  - Как принимается решение об установке той или иной скульптуры в Москве?
  - Для меня это загадка. Почему Высоцкий или Окуджава сгодятся, а Тютчев или Бунин - нет. 
  - Вы всегда выигрываете в конкурсах? 
  - Иногда выигрываю, иногда нет. Но это неважно - все равно, сами видите, ничего не ставится в конце концов. Но это ладно - это нормально для интересного скульптора. Другое обидно - ни во что не ставится работа. 
  - Как это? 
  - Конкурс выигран, место выбрано и утверждено. Говорят - надо успеть к Дню города. Начинается безумие какое-то со сроками, аврал, все ночами не спят. Делают. А потом раз - и это ничем не кончается... Ну скажите вы, чтобы делали спокойно. Вообще есть какой-то изъян в системе принятия решений о том, где что ставить. Потому что все время возникают проблемы - вот с царем тоже... 
  - С Александром Вторым у Кремля, который вам заказал "Союз правых сил"? 
  - Да. Несчастный Шаров, я боюсь уже ему звонить, он вздрагивает, когда меня слышит. Он сделал гениальный проект для Сапожковской набережной. Процесс безумный, ночами сидим, чтобы успеть к июлю. Год разные институты считали, проверяли - какие куда сваи забивать, нет ли там внизу метро... А потом оказывается, что у Кремля нельзя ставить памятник. Федеральная служба охраны, видите ли, не разрешает, потому что кортежам будет не проехать. Ну что это за маразм? 
  - Юрий Никулин перед цирком на Цветном бульваре относится к вашим любимым работам? 
  - По-моему, это грамотный ответ на поставленную задачу. Эта вещь должна была быть острее - Никулин должен был вылезать из машины, "припаркованной" прямо на мостовой. ГАИ не разрешила. Поставили как есть. 
  - Вы предлагали сделать выставку скульптуры в сгоревшем Манеже - это всерьез? 
  - Почему нет? Было бы очень красиво, белые полотна, движущиеся от ветра, музыка сумасшедшая. Я бы на месте Лужкова лет пять Манеж поэксплуатировал в обгоревшем виде - для всяких перформансов, выставок. И гостиницу "Москва" точно так же. И деньги сэкономили бы, и неизвестно, что больше бы прибыли принесло - восстановленные или разрушенные здания. 
  - Не предложили Лужкову? 
  - Официально - нет. 
  - Сейчас Москва болеет Зурабом Церетели. Как вы относитесь к его творчеству? 
  - Зураб Константиныч - человек активный. Он работает во всем мире. Сейчас он делает в Париже Бальзака, в Нью-Йорке ставит слезу по поводу взрывов, де Голля делает в Москве. Я с ним друг вообще. И его уважаю. Но опять же - если кому-то не нравится, что он делает, значит, надо было орать, как на Патриарших. Или я более мягкий, чем он? Я посопротивлялся какое-то время, а потому думаю - да пошли вы на фиг. Буду работать в другом месте. А он, видимо, другой. Может, так и надо. Если бы все были такие бесхребетные, как я, не было бы ни Эйфелевых башен, ничего бы не было. 
  - Вы не отмечаетесь скульптурами по политическим поводам, как Церетели? 
  - Я работаю на вечность... Шутка. 
  "Лениных я очень любил лепить. У меня и сейчас задуман Ленин - очень красивый"
  - Вы, пожалуй, самый востребованный скульптор в Москве после Церетели. Вы богатый человек? 
  - Не знаю. Многое делаю просто так. Вот сейчас приходил человек - просил сделать для Дамаска апостола Павла. Там папа римский своего скульптора озадачил, и тот уже сделал все, и, значит, меня. Такой милый человек - говорит, мы платим за литье, а вам, значит, ничего, если можно, не платим. Интересная идея. Но я согласился все равно. Место символическое, до Израиля два километра, дорога великая проходит. Можно сделать хорошую вещь. Я многое делаю для себя, когда мне никто ничего не платит, да я еще плачу за изготовление. Ну будет еще одна такая. Лениных я очень любил лепить. У меня и сейчас задуман Ленин - очень красивый. Хочу сделать его для себя. 
  - В кепке? 
  - Нет, позолоченный. Золотой такой Ленин с разноцветными камнями, с изысканным глаголем (такая штука, крюк, вставляется в спину, чтобы поддерживать каркас) в узорах и лилиях, может быть, с инкрустированными мрамором глазами и зубами. Он должен быть в натуральную величину, чтобы производил странное немножко впечатление. 
  - Шокирующее?
  - Когда делаешь скульптуру в размер, кажется, что она сильно меньше, чем живой человек. В скульптуре нет ни сюжета, ни цвета, ни музыки, ни драматургии. Поэтому в этом объекте должно быть выражено все твое отношение к этому дяденьке. А дяденька натворил немало. И поэтому делать его примитивно нельзя - "кровавый Ленин" и все такое. Он сложнее. Тоньше. И, может быть, мерзее. 
  - Кстати, о Лениных - в советские времена скульптору можно было с помощью этого универсального персонажа жить безбедно. Ходили легенды о баснословных заработках скульпторов. Это правда или миф? 
  - Да, Ленины (ударение на последнем слоге) помогали. Это я помню по родителям. Ленина называли "кормилец", "огурчик" или "кулич". "Ты огурчиков заготовил? - Заготовил..." А заготовил - это не значит слепил. Можно было слепить хорошую модель, и сиди себе, а резчик тиражирует. Денег нет - раз, продал огурчика в провинциальный город, в посольство или в колхоз. Смотря какой уровень скульптора. 
  - Кто сейчас выполняет роль "огурчика"? 
  - Не знаю. Может быть, обнаженка. Я этим не занимаюсь. 
  - Как теперь зарабатывают скульпторы? 
  - По-разному. У многих вообще сложно. Крутятся. Кто на виду, тот получает какие-то заказы.
  - Как получилось, что вы сделали Кобзона в Донецке? 
  - Как, как... Приходят его друзья-горняки - они все в него влюблены, он у них национальный герой. Говорят - сделай. Я сделал - ничего особенного, Кобзон и Кобзон. Шагающая фигура, романтичная. Сзади должна была быть громадная клумба из тюльпанов и композиция, символизирующая его творчество: рыцарские латы с прорастающими сквозь них двухметровыми тюльпанами. Так опять та же история - давай, говорят, Кобзона, а вот это - не надо. Ну ладно, сделал. Приезжал на открытие, трогательно было.
  Блиц-опрос 
  - Ваш отец повлиял на вас как скульптор? 
  - Это я повлиял на него. Ну и он, конечно. У нас были нормальные дружеские творческие отношения.
  - Интересуетесь политикой? 
  - Разве умный человек может интересоваться политикой? 
  - В 1991 году защищать Белый дом ходили? 
  - Нет. Понятно было, что ничего хорошего из этого не выйдет. Мозг человека несовершенен. Почему Булгаков гениальный? У него все время "роковые яйца" - когда начинают и не знают, чем это кончится. 
  - Кого бы хотели слепить? 
  - Бунина. Только никто не заказывает. 
  - Где вы выставляетесь? 
  - Нигде. Некогда. 
  - Что раздражает в жизни?
  - Когда не успеваешь сделать свои вещи для выставок, которые у меня расписаны на сто жизней вперед. 
  - Как вы отдыхаете? 
  - Забиваюсь в мастерскую в деревне и работаю. 
  - Какая у вас машина? 
  - "Роллс-Ройс". Купил сдуру. Езжу на нем теперь в булочную - надо же куда-то выезжать. Так люди встают на тротуаре и начинают аплодировать. Так что на нем езжу нечасто. Есть еще джип "Мерседес". Вообще к машинам отношусь спокойно. 
  - Где в основном работаете? 
  - В Москве и в Италии - там можно получить качественное литье. 
  - Жена у вас тоже из художественной среды? 
  - Про жен лучше не писать - у меня все сложно, не как у людей. 
  - Сын тоже скульптор? 
  - Да, он на хорошем пути. 
  - Сколько у вас мастерских? 
  - Эта и еще две - я там прячусь, когда надо работать.
  - Вы мечтаете сделать Голиафа - почему?
  - А за что его Давид заколбасил? Издали, исподтишка, из пращи, камнем. Нехорошо. Этот был воин, красавец. А тут мальчишка - что это такое вообще? Хочу сделать концептуальную фигуру в размер микеланджеловского Давида, мраморную. 
  - И рядышком поставить? 
  - Пусть уж стоит где хочет.   |